О Фёрде много чего можно сказать, и по большей части это уже сделано. От себя добавлю: это, так сказать, пупок Вестланда — гигантский перекресток с несколькими разбросанными то тут то там городками. Я переехал мост через Йёльстра и повернул направо к отелю «Суннфьорд». Дождь барабанил по крыше машины, и, чтобы пройти несколько метров до подъезда, я натянул на голову капюшон.
Грете Меллинген встала с кресла и подошла ко мне:
— Варг?
Я кивнул, мы пожали друг другу руки.
— Грете. Поехали!
На вид ей было года на два-три меньше, чем мне, у нее были блестящие золотистые волосы, которые двумя волнами обрамляли ее в общем-то ничем не примечательное лицо. Я обратил внимание только на глаза — светло-голубые, как из стекла. Она была в темно-зеленом непромокаемом комбинезоне и такого же цвета резиновых сапогах.
— Мы не можем терять ни минуты, — сказала она, пока мы бежали до машины и рывком открывали двери каждый со своей стороны.
— Вон туда, — показала она на запад от центральной больницы. — Двигайтесь по Аньедаль-свейен, пока не покажутся огни. А вот в Трудален придется подниматься пешком.
— В Трудален?
— Да. Вы, может быть, слышали об этом месте?
— Что-то знакомое.
— «Дело Трудальского Мадса» — это о чем-нибудь вам говорит?
— Какая-то старая криминальная история, да?
— Точно. Я вам расскажу, но не сейчас.
— А это давнишнее дело имеет какую-то связь с тем, что сейчас там происходит?
— Нет-нет. Разумеется, никакой.
— Расскажите мне все же о Яне-малыше.
— Вы называете его Ян-малыш?
— Так мы его звали десять лет назад.
Дорога вела прямо к Аньедален, а сама долина виднелась как темное углубление между Наусдалем и Йольстером. Я прежде никогда тут не бывал.
— Ну, что я могу сказать? С ним всегда было трудно, но… Как раз в последнее время нам казалось, что ему стало лучше. И тут!.. Для нас всех это был настоящий шок. Как гром среди ясного неба.
— Так что же он натворил?
— Да мы, собственно, еще толком и не знаем, он ли…
— Не знаете?
— Дело вот как было. Его опекуны, люди, у которых он жил, — Кари и Клаус Либакк. О случившемся сообщил один из соседей. Он начал тревожиться, потому что не видел ни Кари, ни Клауса с воскресенья. Единственный, кто ходил за скотом, был Ян Эгиль. Тогда этот сосед спустился к Либаккам и спросил, где Клаус, а Ян Эгиль повел себя как-то странно и сказал, что они уехали и неизвестно, когда вернутся. И сосед, Карл из Лиа, как мы его называем, сообщил об этом ленсману,[7] а тот прислал своего помощника. Тут-то все и началось.
— Что именно?
— Ян Эгиль, очевидно, заметил, как помощник направляется к дому, потому что когда тот постучал в дверь, то вдруг увидел, как Ян Эгиль и Силье улепетывают на всех парах с заднего двора по направлению к Трудален.
— А Силье — это кто?
— Девочка с соседнего хутора. Но хуже всего другое… Когда помощник ленсмана бросился вдогонку, Ян Эгиль в него выстрелил. Из винтовки.
— Боже мой…
— Помощник оставил преследование, вернулся к дому, вошел — запах стоял ужасный, но сначала ему показалось, что там никого нет. И только когда он поднялся в спальню, то увидел… Клаусу выстрелили в грудь, когда он еще лежал в постели. Кари, видимо, пыталась спастись — ее нашли на полу у окна. Стреляли в спину. И все вокруг в крови!
— Но неужели выстрелов никто не слышал?
— Сейчас разгар сезона охоты на оленей, Варг. Стреляют с утра до вечера.
— И вы пришли к выводу, что их застрелил Ян-малыш?
— Никаких следов взлома не обнаружено. Так что пока он единственный подозреваемый.
— Когда произошло убийство?
— Точно не знаю, но они там пролежали не день и не два.
— Святый Боже!
— Вот так. Вроде я все вам рассказала. Сейчас он укрылся на осыпи с восточной стороны Трудальского залива, недалеко от Странды.
— Что это еще за Странда?
— То самое место, где случилось убийство в тысяча восемьсот тридцать девятом году.
Мы въехали во двор, и я снизил скорость. Вокруг танцевали всевозможные огни: горели тормозные фонари, светились салоны автомобилей, били в глаза фары, мелькали ручные фонарики. От выхлопных газов все было как в тумане, который поднимался над машинами, припаркованными в ряд вдоль гравийной дорожки, уходившей наискосок к северу. Там, в самом конце, поперек этой дорожки стоял полицейский автомобиль, перекрывающий движение в том направлении. Там же стояла «скорая помощь» с открытыми дверями, ее водитель разговаривал с полицейским. Неподалеку стоял второй полицейский и, скрестив руки, смотрел прямо перед собой.
— Ставьте машину вон туда. — Грете показала на местечко между большим «мерседесом» и пожарной машиной «мицубиси».
Я впихнул туда свой «мини», достал из багажника непромокаемые штаны, которые предусмотрительно захватил с собой. Резиновые сапоги у меня всегда лежали в багажнике — привычка рыбака.
Мы подошли к полицейской машине и «скорой помощи». Вокруг этих двух машин собралась вся честная компания: фотографы прижимали к груди камеры, закутанные в целлофан; ребята с радио выставили вперед микрофоны портативных магнитофонов, прожженные репортеры дымили влажными сигаретами под опущенными на лица капюшонами.
Мы с Грете пробились через толпу представителей прессы, но тут же были грубо остановлены полицейским:
— Туда нельзя!
У нее сперва даже дыхание перехватило.
— Но нам как раз туда и нужно! Это Веум, тот самый, из охраны детства, с которым Ян Эгиль готов разговаривать.
Полицейский в форме скептически взглянул на меня, а потом двинулся к автомобилю. Там сидели еще двое, он сделал одному из них знак, чтобы тот приоткрыл окно, и сказал:
— Это парень из охраны детства. Вы разрешаете ему пройти или нет?
— Да. Ленсман Стандаль сказал, вместе с ним могут отправиться остальные.
С этими словами человек вышел из автомобиля, протянул мне руку и представился:
— Рейдар Русет.
Лицо у него было маленькое и бледное, а ладонь мокрая и холодная.
— Наденьте пуленепробиваемые жилеты.
Он наклонился к автомобилю и вытащил черно-серые бронежилеты.
Не без труда мы натянули их прямо поверх курток. По крайней мере, немного согреют.
Рейдар Русет ткнул пальцем в темное, покрытое лесом ущелье:
