Кузьмич был безрассудно храбр, несмотря на годы, имел прекрасную физическую форму и, главное, все операции проводил с блеском, при этом не потеряв ни единого бойца.
Подчиненные в нем души не чаяли, но и боялись. Кузьмич был скор на расправу и руку особо не сдерживал.
«Знал, куда шел? — говорил он, пиная очередного „сынка“, нарушившего порядок в подразделении. — Знал. Мужик ты или тля? Мужик. Тогда терпи, сучий потрох, и мотай на ус. Батька дома не учил, теперь мне приходится. Ишшо раз проштрафишься, забью, как мамонта…»
Помогало…
В магазине кавардак.
Охрана мордами полы трет, продавщицы тихонько повизгивают, но больше для понта — ребята с ними вежливы и рукам воли не дают.
Только согнали в кучу и приставили одного, наверное самого стеснительного.
Он косился на девчат с некоторой опаской и переминался с ноги на ногу, не зная, куда девать автомат.
— Ну? — спросил Кузьмич своего помощника.
— Ищем, — коротко доложил тот и многозначительно посмотрел на капитана.
— Ну-ну… — Неделин лениво ухмыльнулся. — Ладно, тут нам делать нечего. Пойдем, Серега, навестим бугра.
Мы шагаем по торговому залу в противоположный конец, где находится кабинет директора магазина Здолбунского Михаила Семеновича.
Операцию Кузьмич начал только тогда, когда шестисотый «мерс» директора зарулил во двор к служебному входу в магазин.
— Вы за это ответите, — уверенным баритоном встречает нас Здолбунский. Он сидит, вальяжно развалившись, в дорогом кожаном кресле. — У вас нет санкции прокурора.
Здолбунский курит изготовленные по спецзаказу сигары, хранящиеся в шкатулке розового дерева, инкрустированной платиной и драгоценными камнями, носит неимоверно дорогие японские часы в корпусе из благородного металла, а на пальце у этого «честняги» золотое кольцо с черным бриллиантом.
Думаю, на него можно купить еще три «мерса».
— Ага, — кротко соглашается Кузьмич, незаметно мне подмигивая. — А зачем?
Здолбунский цепенеет.
Я его понимаю — сегодня милицейская акция выглядит совершенно нестандартно.
Михаил Семенович, старый торговый волк, нашего брата на своем веку навидался по самое некуда. И поведение Кузьмича сразу напоминает ему о том старом страхе, который выковал Сталин да и вогнал всем в задницу, как дюбель.
Всем без исключения, неизвестно до какого колена.
А уж Здолбунский застал вождя в самом расцвете его шизофрении…
— Нашли!
В кабинет вваливается помощник Неделина.
— Два ствола — «Макаровы», граната, патроны…
— Ну вот…
Кузьмич походя, будто нечаянно, цепляет напольную вазу с засушенными растениями, и она с грохотом разбивается.
— Теперь будет и санкция, — говорит он насмешливо.
— Да как… Да что… что же это такое?! — вопит Здолбунский. — Какие стволы, какая граната?!
— Вам же объяснили, — терпеливо бубнит Кузьмич. — Два пистолета. Без документов и разрешений. А граната — это такая железная штучка в виде ананаса, только очень маленького.
— Вы… нашли… здесь… оружие?! — трагическим шепотом, с расстановкой, снова вопрошает директор магазина. — Я знаю, что такое ананас! — Он опять срывается на крик: — Вы мне баки не забивайте! Где вы нашли?! Где оно?!
— В тайнике, — докладывает помощник Кузьмича. — И деньги.
— Сколько? — спрашивает Кузьмич.
— Еще не считали…
Помощник на какую-то долю секунды замешкался с ответом, и я с хитринкой глянул на Кузьмича.
Конечно, этот ушлый барбос сразу сделал невинное лицо.
Интересно, сколько денежек недосчитается Здолбунский в своем загашнике после «ревизии» омоновцев?
Впрочем, моя задача как раз и заключается в том, чтобы побольней наступить на его любимую мозоль.
Громче будет Здолбунский вопить, что мне и нужно…
Мы идем к тайнику.
Здолбунский потерял весь свой апломб и плетется, едва переставляя ноги.
Он уже понял: где-то что-то не связалось. А скорее всего, сгорела синим пламенем крыша его покровителей.
Что это обозначает в нынешние времена — дураку понятно.
И он и мы знаем, что в тайнике оружия до нашего наезда не было. Но Михаил Семенович сейчас и не пытается качать права или взывать к нашей совести.
Здолбунский понимает, что в начавшейся игре он всего лишь пешка. Чуть позже должны заговорить орудия тяжелого калибра, вплоть до королевских мортир.
И стрелять будут даже не прямые покровители фирмы «Теллус», а держатели акций «Витас-банка», в основном тайные, обитающие на столичном Олимпе.
— Будем подписывать? — деловито справляется Кузьмич, подсовывая акт об изъятии оружия и денег.
Здолбунский отрицательно мотает головой, наверняка зная, что все эти бумаги — всего лишь проформа.
Он уже играет свою роль, как и мы. А потому не должен отступать от сценария.
Денег, конечно, жалко, и, скорее всего, он больше их не увидит, но не в этом суть.
Главное, что ему хотелось бы узнать, — сколько еще придется выложить зеленой «капусты» с изображением американских президентов и за что.
Если бы Здолбунский только знал, что попал под бульдозер ОМОНа совершенно случайно — благодаря запою майора Ведерникова…
Магазин занимал полуподвал старого дома в центре города.
Прежде здесь находились квартиры. И в одной из них жила Федотовна, старушка из компании бомжей во главе со Стрёмой.
Меня ее история настолько задела за живое, что я решил восстановить справедливость. Тем более, когда узнал, кому принадлежит бывшая квартира нагло ограбленной и обманутой Федоровны.
— Здолбунский! — теперь в игру вступаю я. — Вы влипли. Притом по-крупному. Так что сушите сухари.
— Какие сухари?! По какому праву?! Кто вы такой?!
Голос директора срывается на визг.
Мои слова — и это всем понятно — не вписываются в постановочный план. А потому Михаил Семенович теряет самообладание.
Он уже начинает думать, что его сдали покровители. И теперь придется отмазываться в одиночку.
Но за что?
Кому он перебежал дорогу?
Уж не заподозрили ли его в двурушничестве?!
Я прекрасно понимаю, что сейчас творится в мозгах у Здолбунского. Он напуган до крайности. И лихорадочно ищет пути к спасению.
Я его понимаю и не завидую ему.
— Майор Ведерников, управление по борьбе с организованной преступностью!
