– Да нет. – Гриша простовато рассмеялся. – У нас было, но недолго, буквально пару месяцев… Еще какой-то богатый папик у нее в Москве, старый, продюсер. Еще в тот раз наобещал всего, сорвал с места, и ничего не вышло… Но она с ним вроде поддерживает отношения. – Гриша сделал паузу. – Еще она говорила, вроде была влюблена в какого-то твоего друга.
– Вот как? – Максим сжал челюсти.
– Ну да. Говорила, он такой классный, у них такая любовь, но они боялись тебя обидеть. Потом он ее бросил, потом вроде снова что-то закрутилось. Но чей ребенок, я не знаю. Может, этого, с которым она сейчас живет. Какой-то вроде охранник в ресторане. Говорит, пожениться собираются.
– Спасибо за концерт, – сказал Максим и по лицу Гриши понял, что сейчас нужно дать ему и другим артистам денег. – Вот, это бонусом к оплате.
Он видел, что Гриша уже готов рассказать ему и о своих творческих планах, и о гениальных идеях, для реализации которых наверняка был нужен спонсор. Но Максим уже взялся за ручку двери.
– Да, меня просили еще раз Вертинского, как там, «одинокая бедная деточка»? И можете заканчивать.
Он вышел в зал. Сразу подошла Кристина.
– Ну где ты пропал? Тут девочки хотят ехать в клуб. Какой у вас хороший клуб, чтобы нам было безопасно? И надо всем переодеться.
– А мы с тобой еще не танцевали вальс.
– Ой, точно! – обрадовалась она и крикнула через зал своим подружкам: – Мы с Максимом танцуем вальс!
Инициативу встретили одобрительными возгласами.
«Ну не все же они бляди и стервы, – сказал себе Максим, обнимая невесту за тоненькую талию. – Эта, по крайней мере, не сделает больно. Потому что всегда останется чужой».
Секс и страх
Довольно сказать, что он был живой весельчак, кругл и толст – словом, и душа и тело его были в разладе с его должностью.
Ханс Кристиан Андерсен
Борис выиграл за покерным столом пять тысяч евро и предложил отметить победу. После ужина в дорогом ресторане они с бутылкой коньяка переместились в гостиничный номер. Пили, закусывая гусиным паштетом и сыром с трюфелями, играли в карты на раздевание. В длинных трусах, в панаме и в галстуке на голой груди, Борис танцевал канкан, потешно вскидывая полные розовые ноги. Соорудив из полотенца чалму, он пел тоненьким голосом какую-то восточную околесицу, изображая танец живота. Было весело, легко, бестолково, и в тот же вечер Игорь сдал оборонительные позиции, хотя и при неполной боевой готовности сторон.
Наутро, страдая похмельем, пытаясь собрать разбросанные в беспорядке воспоминания прошлой ночи, наблюдая, как Борис жадно поглощает в постели завтрак, Игорь подумал, что сойдет с ума, если будет подозревать дурные намерения в каждом, кого повстречает на пути. Он решил поверить незнакомцу, хотя и не торопился открывать свои карты.
Вместо Парижа решено было ехать на Лазурный Берег, по Интернету они забронировали отель в Ницце. Путь на машине из Женевы занял целый день, и Борис снова без умолку болтал, много ел в придорожных ресторанчиках, за рулем жевал орехи и сладости, не упуская случая облапить Игоря, шлепнуть, чмокнуть липкими губами. Он с удовольствием острил по поводу рогов, которых они наставили швейцарской обезьяне Вальтеру, и заодно расспрашивал Игоря о прошлом, об отношениях с другими мужчинами, о первом сексе и шрамах на его теле. Этому Майкл уже давно придумал объяснение: спортивные травмы, футбол-хоккей.
Вместе с нелепой рассеянностью Борис нередко обнаруживал редкую наблюдательность. Так, он заметил, что у Игоря не растет щетина на подбородке, а узнав о возможностях лазерной эпиляции, взялся дотошно расспрашивать об этой процедуре, усмехаясь, словно видел в ней что-то непристойное.
Лазурный Берег немного разочаровал Игоря урбанистической сутолокой железнодорожных узлов и автострад, заурядной провинциальностью курортных городков, редкостью живописных природных видов. Ему понравилась Ницца с ее широкими проспектами, нарядными витринами, по-столичному элегантным центром, но ни переполненные туристами Канны с грязноватой, ничем не примечательной набережной Круазетт, ни бестолковый Довиль, ни застроенный типовыми отелями Жуан-ле-Пенн не произвели особого впечатления. Правда, рулеточные залы здесь работали круглые сутки, в первый же день Борис просадил половину своего выигрыша и решил на время сделать перерыв в игре.
Он немного путался в деталях – то хвастал, что сам себе хозяин и живет на доходы от игры, тут же проговаривался, что служит на босса, какую-то важную шишку в крупной корпорации, где без него, Бориса, не решается ни одно дело. Игорь с некоторым удивлением узнал, что ему не сорок пять, как он думал, а тридцать шесть лет, что у него растет сын в Челябинске и дочь в Алабаме, но он никогда не был женат и недавно бросил роскошную любовницу, дочь нефтяного олигарха, потому что не хотел связывать себя семейными узами. В своих рассказах Борис всегда представал смелым, щедрым, великодушным, но на самом деле был осторожен и жадноват. Он держался снобом, отчаянно бахвалился перед окружающими красивым любовником, спортивным кабриолетом, золотыми часами, мог спустить пару сотен на обед в дорогом ресторане, но нижнее белье покупал в супермаркете, в отделе дешевого китайского трикотажа, и всякий раз болезненно кривился, когда Игорь брал с полки солнцезащитный крем за сорок евро или шампунь за двадцать. Ел он много и жадно, не делая особой разницы между уткой по-пекински и купленной с лотка сосиской, сдобренной ярко-алым химическим кетчупом. Чуть позже Игорь понял, что и весь свой экстравагантный гардероб тот собрал на распродажах. Это были вещи известных брендов и хорошего качества, но имеющие изъяны – неподходящий размер, странный цвет или безнадежно вышедший из моды фасон.
Любимым занятием Бориса было строить планы на будущее, в которых Игорю тоже находилось место. Пока же они бездельничали, как заправские миллионеры, – гоняли на кабриолете по горным дорогам, валялись на пляже, гуляли по вечерней оживленной Ницце, заглядывая в дорогие отели, прицениваясь к номерам. Много пили и занимались сексом на двух сдвинутых вместе и постоянно разъезжающихся кроватях в номере привокзального отеля, выходящего балконом на угол, где по ночам дежурили парни-проститутки. Борис принес из машины армейский бинокль и потихоньку разглядывал их, отпуская критические и насмешливые замечания.
Игорь находил немало приятного в этом времяпровождении и старался убедить себя, что странности Бориса объясняются любопытством прирожденного сплетника, легкомыслием и склонностью к вранью, а не стремлением выведать чужие тайны.
Впрочем, довольно быстро стало ясно, что слишком многое в манерах нового любовника ему не по душе. Раздражал налет провинциальности на всем, что тот говорил и делал, его надменный тон с ресторанной обслугой, бесконечная болтовня; не нравилась дурацкая татуировка в виде факела под небритой подмышкой, неряшливость в быту и некоторые сексуальные привычки. Нередко в момент оргазма Борис оглашал комнату утробными обезьяньими воплями, а потом отрекался от этой слабости: «Да ну, ты сочиняешь! Я всегда себя контролирую. Я же шпильман, у меня нервы, как у русской радистки».
