– Живет вместе с матерью? Очевидно, ее мать никогда не была независимой?
– Бедняжка плохо разбиралась в мужчинах. Ее дочь училась на ошибках матери, так что в ее прошлом не удалось обнаружить ни одного мужчины. Те седые динозавры, у которых она служит в газете, не в счет. Если вы хотите покопаться в грязном белье Нелли Блай, тут вы не одиноки. Однако ваши попытки будут так же безуспешны, как у журналисток из конкурирующих газет.
– Вы хорошо поработали, мистер Конрой! – Ирен откинулась на спинку дивана. Ее рюмка с шерри так и осталась почти нетронутой. – Вы заставляете меня гордиться тем, что я служила в агентстве Пинкертона. Женское подразделение все еще процветает?
– Нет. Только мистер Пинкертон настаивал на такой идее, а как только он умер в восемьдесят четвертом, от этой практики немедленно отказались. Признаю, мне жаль, что идея заглохла. Ну что же, по крайней мере, мне удалось познакомиться с вами. – Он поднялся, засовывая свой непрезентабельный блокнот в отвисший карман пиджака. – Насколько я понимаю, в свое время вам случалось выкидывать такие фокусы, что мисс Нелли Блай позеленела бы от зависти. Мистер Пинкертон часто о вас говорил, причем с большим уважением. Он сожалел, что Европа и оперная сцена украли у него самую лучшую сыщицу.
Ирен тоже встала.
– Для меня большая честь, что меня вспоминали подобным образом. Спасибо за вашу помощь.
– Если понадобится что-нибудь еще…
– Я непременно к вам обращусь.
С этими словами наш гость взял свой видавший виды котелок и откланялся.
– Ах! – Ирен издала глубокий вздох, когда за сыщиком закрылась дверь.
– Мы уже много знаем о семейной истории Пинк, – заметила я.
– Да, но только с ее слов. Странно, что она до сих пор живет вместе с матерью и поддерживает ее.
– Странно? Но это всего лишь дочерний долг. Если бы моя мать была жива…
– Да, я знаю, Нелл. Ты образец верности. Я могу лишь возблагодарить судьбу за то, что ты осиротела и обратила всю свою преданность на меня. Но Пинк – другое дело. Она молода, современна, пользуется известностью. Почему за ней никто не ухаживает? Почему у нее нет поклонников? Почему в довольно зрелом возрасте – в двадцать пять лет – она живет вместе с матерью?
– Не каждой женщине посчастливилось найти своего Годфри, – возразила я.
– Но каждая женщина, занимающая такое положение, могла бы найти, по крайней мере, кого-нибудь вроде кронпринца Богемии – пусть он окажется всего-навсего принцем коммерции в самой демократической стране.
Ирен принялась расхаживать по комнате, потом остановилась, чтобы извлечь из шелковой вечерней сумочки свой пистолет и переложить в ящик письменного стола. Только тогда она достала элегантный портсигар синей эмали и спички.
– А почему ее так заинтересовала история моей забытой матери? – задалась вопросом примадонна.
– Очевидно, ее мать для нее важнее, чем твоя – для тебя.
– И она не может мне этого простить. Человек часто требует от других уважения к обязательствам, которые связывают его самого. Однако я считаю, что тут есть что-то еще, помимо несходства мнений насчет матерей.
– И как же мы поступим? – поинтересовалась я.
– Для начала мы должны познакомиться с матерью Пинк. А затем, полагаю, нам предстоит встретиться с моей.
Подруга усмехнулась с безмятежным видом. Если бы мне предстояла встреча с собственной матерью, которой давно не было в живых и которую я не знала, мне вряд ли удалось бы держаться столь беззаботно.
– Уж если я согласилась на экспедицию в самые потаенные уголки моего прошлого, которую затеяла Нелли Блай, то с какой стати мне отказываться от расследования ее личной жизни? Вспомни, как в возрасте четырнадцати лет она пламенно защищала мать, давая показания против своего мерзкого отчима. Пожалуй, неудивительно, что она до сих пор живет с матерью и что главные темы ее газетных статей – тяжелая жизнь работниц потогонных фабрик и падших женщин.
– Но ведь ее собственная жизнь такой не была, – не преминула возразить я.
– Нет. Но порой и Пинк приходилось не сладко. – Ирен не отрывала взгляда от обоев, словно там висела картина, которую стоило изучить. – Наверное, ты находишь странным, что я не хочу проследить свое прошлое. Но у каждой семьи есть свои скелеты в шкафу. Фамильные секреты – самая опасная вещь, и не стоит их ворошить. Мне совсем не улыбается узнать мои.
Я умолкла, размышляя над одним вопросом, который тщательно скрывала от Ирен. К счастью, такая упорная исследовательница, как Нелли Блай, не питала ни малейшего интереса к моим секретам.
Глава восьмая
Матери и дочери
В Нью-Йорке можно прожить столько жизней, на сколько у вас хватит денег.
Разрушение Нью-Йорка (1886)
Город Нью-Йорк в те дни был ярким примером американской предприимчивости, которая воплощалась в статуе Свободы, возносящей свой факел к самим небесам.
Я напомнила себе, что безвкусный символ в Нью-Йоркской гавани установили французы, и стала меньше робеть перед этим городом. Уж если я кого и не боялась, так это французов.
Вообще-то многолюдный, шумный и задымленный Нью-Йорк скорее напоминал мне Лондон, а не Париж – открытый, воздушный и немыслимо французский.
Первое удручающе впечатление от Нью-Йорка состояло в том, что большинство улиц не имели названия, лишь номер. И такой разгул цифр! Первая, седьмая и двадцатая сменялись восьмидесятыми, девяностыми и так далее! Город смахивал на шотландский клетчатый килт, так как пронумерованные авеню, которые вели с севера на юг, пересекались улицами, идущими с востока на запад. Наиболее известными были Пятая и Седьмая.
Пинк и ее мать жили в Мидтауне[25], в доме номер 120, на Западной 35-й улице.
На следующий день мы с Ирен отправились туда на конке.
Какой оглушительный гам! Цокот копыт и шум колес смешивались с криками уличных продавцов. Торговлю не ограничивали определенными районами города, и зазывалы наводняли все главные магистрали, рекламируя свой сомнительный товар.
На лондонских улицах наблюдаются в основном два класса: деловые джентльмены и все прочие. В Нью-Йорке же видишь кого угодно: уличных мальчишек, мелочных торговцев, бизнесменов и женщин всех сортов. Вид у многих дам, на мой взгляд, весьма подозрительный. Впрочем, некоторые так бедно одеты, что заподозрить их можно лишь в одном: они голодны.
Я гадала, к какой категории относят прохожие нас с Ирен. Правда, моей спутнице было безразлично, что за впечатление мы производим на других.