— Погодите, это что же получается? — Димыч выглядел озадаченным. — Одна и та же собака может победить или проиграть, смотря кто ее в стойку ставит?
— Примерно так, — кивнула Таня. — Экспертные оценки — вещь субъективная. Понравится собака судье, оценки будут высокие. Опытные хендлеры учитывают даже, на что тот или иной эксперт внимание обращает.
— А не проще эксперта подкупить, например?
— Нет, что вы! Эксперты с именем на это не пойдут никогда. Собачий мир тесен, все слухи моментально расходятся. Эксперт с подмоченной репутацией работать уже не сможет, его не пригласит никто.
— А собак Кузнецова тоже вы выставляли?
Никак не могу привыкнуть, что Димыч так резко меняет темы в разговоре. Только что выставочными подробностями интересовался, и вдруг про убитого Юру спрашивает. Татьяну такой переход ничуть не смутил.
— Да нет. Юрка своих собак сам выставлял обычно. Я помогала только иногда, если у него несколько щенков было одновременно. Но так редко бывало. Юрка и сам хорошим хендлером был, куражливым. Умел товар лицом показать.
— Товар?
— Ну да, он ведь собак себе не оставлял. Брал щенков алиментных или покупал. Подращивал, на выставках светил. Иногда даже «Юного чемпиона» успевал закрыть. А потом продавал подороже. Специалисты ведь на выставках себе собак ищут, а не по объявлениям на столбах.
— Тань, я вот одну вещь понять никак не могу, — сказал вдруг Димыч задушевным голосом. — Вот про Кузнецова все говорят, что собак он любил. Даже те, кто на него обижен за что-то или просто недолюбливал при жизни. Ругать могут за что угодно, но что собак он любил, признают все. Как же так получается, что один и тот же человек любит собак больше всего на свете, но при этом рассматривает их только как товар. Выращивает на продажу. Не стыкуется у меня это. Может, объясните, как это могло быть? Вы же с ним, говорят, близко общались.
Таня вертела в руках бесполезный телевизионный пульт и смотрела мимо нас, куда-то в угол комнаты. Ответила не сразу и нехотя, словно подбирала каждое слово.
— Он мне сказал как-то, что боится к ним привыкать. Боится начать считать их своими собаками. «Свое больно отдавать» — сказал он. Я еще удивилась тогда, что он «отдавать» сказал. Обычно ведь подразумевается, что терять больно тех, кто тебе дорог. А он — «отдавать». Я еще тогда спросила, зачем он себя так накручивает, можно ведь и не отдавать, если не хочется. А он сказал, что могут ведь забрать, не спросив. А свое отдавать больно.
— А Райс? Его он тоже на продажу выращивал?
— Нет, к Райсу он как раз привык. Этого пса он ни за что не продал бы.
— А говорят, что он не продавал его, потому что хотел насолить тому, кто очень хотел купить…
— Это вы про Колю Рыбкина, что ли?
— Про него. Откуда знаете?
— Да про это все знают. Собачий мир тесен. Только тут не в Рыбкине дело. Райса и другие купить пытались. Юрка его просто не хотел никому отдавать, вот и все. Он вообще на этот счет ненормальный был. Пунктик такой у человека — ничего своего никому не отдавать. Многие его жадным считали. А он не жадный. Мне кажется, это от одиночества все — он очень одинокий всю жизнь был, вот и цеплялся за вещи всякие. Я у него как-то сумку спортивную попросила на время, мне надо было вещи перевезти. Так не дал. «Извини, — говорит, — у меня принцип, ничего своего никому не давать». А денег мог занять, без проблем. Денег ему не жалко было.
— Тань, а какие вас с ним отношения связывали?
— Дружеские, — ответила она твердо и посмотрела Димычу прямо в глаза. — Никаких других, не слушайте никого. Мы сначала просто на выставках пересекались. Потом ко мне несколько клиентов пришли по его рекомендациям. Я еще, помню, так удивилась. Не просила ни о чем, а он как-то сам догадался, что мне клиенты нужны. Я тогда только начинала, ни имени, ничего… Юрка потом уже признался, что просто помочь мне захотел, поддержать. Ему понравилось, как я работаю, вот и помог просто так. Мы потом уже подружились. Ну, я думаю, что подружились. Разговаривали иногда по душам. Правда, он больше слушал и советы полезные давал. Потом вообще выручил сильно…
Таня замолчала и снова уставилась в угол комнаты. Потом вздохнула и заговорила решительно, словно в холодную воду бросилась с размаху.
— Я три года назад в ситуацию попала неприятную. Подписалась поручителем за одну особу. Она кредит крупный в банке брала, попросила меня быть поручителем. Я, конечно, сама дура — это ясно. Но это начальница моя была, так что отказаться значило работу потерять. Да и деньги у нее водились, вроде, даже и мысли не возникло, что может не отдать. А она отдавать и не думала, как оказалось. Получила деньги и свалила в неизвестном направлении. Так что, и работу я потеряла все равно, и долг этот банк на меня повесил. На меня и еще одну такую же дуреху из наших. По триста тысяч на каждую. Сначала вежливо просили, а потом угрожать начали, ребят каких-то подсылать, на вид сильно грозных. Вторая поручительница комнату в коммуналке продала, ей от бабки в свое время досталось, да и рассчиталась с ними. А мне и продавать было нечего. И взять негде. И вообще, жить не хотелось тогда. Даже мысли появлялись, закончить это все разом, ну вы понимаете. Попыталась у знакомых занять, да где там. У одних нету, другие не дают, потому что в курсе, что отдавать мне все равно нечем. У Юрки я даже не спрашивала, тоже слышала, что он жадный и прижимистый. Да и не были мы тогда так уж хорошо знакомы, чтобы денег взаймы просить. А он сам ко мне заехал зачем-то. Ну, и увидел, в каком я состоянии, выспросил все и уехал молча. А через пару часов привез мне эти триста тысяч, представляете.
Она перевела дух и снова взяла паузу, словно прокручивая еще раз в голове только что сказанное, соображая, не сказала ли чего лишнего. Потом добавила:
— Вы не думайте, я эти деньги у него не просто так взяла. Я отдаю потихоньку. Отдавала. А Юрка меня не торопил никогда и даже про сроки не заговаривал.
— А просто простить вам этот долг он не предлагал?
— Зачем же? — испугалась Таня. — Вы не думайте, я его кидать не собиралась. Он один тогда ко мне отнесся по-человечески. А то, что сумку потом не дал, так он же объяснил, почему. Я и не обиделась. Хотя, странно это показалось. Денег, значит, дал, а сумку паршивую пожалел. Говорю же, пунктик у него был. Чтобы своего, значит, никому не отдавать.
— А с женой бывшей у них какие отношения были, не рассказывал?
— Да никаких не было, как я поняла. Они и не виделись почти. В последнее время только она к нему приходила, когда замуж за границу собралась. Какие-то бумаги ей надо было подписать, что ли.
— А как он отнесся к тому, что она замуж еще раз собралась? Не считал, что у него пытаются бывшую жену отобрать?
— Да нет, ему все равно было. С женой они развелись, так что, своей собственностью он не считал. Один раз она уже собиралась замуж, здесь, за какого-то одноклассника бывшего. Так Юрка об этом совершенно спокойно рассказывал, смеялся даже.
