И мы сели в пыльный «Фольксваген».
Стоял ясный, прохладный, но не холодный день. Бурые зимние поля. Случайно попадавшиеся навстречу сельские домики. Купы странного вида деревьев, среди которых попадались знакомые хвойные. Маленькие храмы или часовни того или иного бога. Однако чаще всего они были посвящены Будде — местному юноше, сделавшемуся божеством. Последняя же инкарнация Вишну чувствовала себя как дома в золотистом теле Дж. Дж. Келли.
— Ну что, вы довольны? — спросила Джеральдина тоном хозяйки гостиницы.
— Нет. После первого дня я ни разу не говорила с Калки.
— Возможно, для этого есть веская причина.
— На меня давят со всех сторон. — Это была правда. Звонил сам Морган. — Первая статья имела успех. Где вторая?
— Этого не будет, если вы плюнете на статью.
— Плюнуть? Да от этого зависит моя журналистская карьера!
— Есть и другие виды карьеры.
— Нет новых самолетов, которые можно испытывать. И новых рекордов, которые можно бить.
— Я всегда была вашей поклонницей, — сказала Джеральдина так просто, что я положительно влюбилась в нее. В Гималаях я вообще была необычно чувствительной. Была готова рыдать от вида горных вершин, освещенных закатным солнцем. И горстями принимать валиум.
Джеральдина остановила машину. Мы были на вершине небольшого холма с маленьким круглым кратером, наполненным темной водой. Вода сверкала, как отшлифованный металл.
— Это исток реки Ганг, — сказала Джеральдина.
— Впечатляюще. — Я не лгала. Даже если этот темный пруд и не был настоящим истоком великой реки, он был — как бы это сказать — зловещим. Джеральдина показала мне место, где вода переливалась через край, превращаясь в ручей, быстро исчезавший среди елей. Я думала о прохладных зеленых деревьях, о тающем снеге, о водопадах и страшных наводнениях. Так вот он какой, Ганг, кормящий Индию и рассекающий ее надвое! Священная река, «впервые вытекшая из пальцев ноги Вишну», как с абсолютно серьезным видом промолвила Джеральдина.
— Ради бога! — Я была бы более резкой, если бы она не сказала заранее, что восхищается мной. — Неужели вы действительно верите в такие вещи?
Джеральдина села в высокую траву. Я опустилась рядом. Было сыровато, но не слишком.
— Это начало, — сказала она. Кажется, ей нравилось говорить загадками.
— Из пальцев ноги Вишну?
— Я верю в эти пальцы! — Джеральдина посмотрела на меня искоса. Я не могла понять, шутит она или нет.
— Позвольте взять у вас интервью, — сказала я. — Скажите мне, профессор О’Коннор…
— Джеральдина.
Уже прогресс.
— Ты действительно веришь в конец света и в то, что Калки возьмет всех вас в рай, который кое-кто называет Вайкунтой?
— Конец света будет.
— Когда?
— Этого мне не сказали.
— И каким способом это будет сделано?
— Этого мне тоже не сказали.
— Расколется небо? Появятся ангелы с лестницами?
— Ты говоришь глупости.
— Я пытаюсь понять, как Калки сумеет избавиться от нас.
— Он будет командовать концом так же, как командовал началом. — Хотя этот разговор казался настоящим безумием, убежденность Джеральдины поражала меня не меньше, чем ее интеллект. Сидя у темного пруда, который мог быть или не быть истоком Ганга и вытекать или не вытекать из пальцев ноги Вишну, я постепенно теряла свой скептический настрой. Я не верила в божественность Калки. Но думала, что человек, достаточно умный, чтобы завербовать Джеральдину, мог оказаться достаточно умным, чтобы включить (если можно так выразиться) ядерную реакцию, которая может убить все и всех, включая его самого. Вопрос: зачем? Я задала его. Но Джеральдина не собиралась рассказывать мне ничего, кроме официальной версии. Я положила руку ей на плечо. К моему удовольствию, Джеральдина не отстранила ее. Еще один шаг вперед.
Мы сидели тихо, слушая свист ветра в еловых ветках. Потом она сказала:
— Тедди… — Она впервые назвала меня по имени. — Калки нуждается в тебе.
— Как Иисус?
— Кто?
— Что, не понимаешь? Есть такие надписи: «Иисус нуждается в тебе».
— Я серьезно.
— А разве Иисус говорит несерьезно?
— Иисус тут ни при чем. Он — прошлое. А Калки — настоящее. Калки — аватара в образе живого человека. Он может спасти тебя.
Я скептически фыркнула.
— Ну, если тебе это неинтересно… — Джеральдина сбросила мою руку с плеча. Это был шантаж.
Хотелось плакать, но я засмеялась.
— Конечно, мне интересно. Но почему именно меня?
— А почему меня?
— Ты веришь в него.
— Ты тоже поверишь. Но имеет значение только то, чего хочет он. Это и есть твой шанс.
— А что будет, если я им воспользуюсь? Рай? И что мне придется сделать взамен?
Джеральдина мрачно уставилась на пруд. Я тоже. Время от времени на темной воде появлялась какая-то странная рябь. Может быть, под ее поверхностью таились чудовища? Отвратительные водяные змеи?
— Так что от меня требуется? — наконец сдалась я.
— Отказаться от мысли написать статью. — Все тут же встало на свои места. С рухнувшим сердцем (выражение Г. В. Вейса) я поняла, что все слухи оказались правдой. Доктор Ашок и Макклауд были правы. «Калки Энтерпрайсиз» не имела никакого отношения к религии. Тут были только наркотики и деньги.
Я сказала то, что было и так ясно.
— Мне нужна работа.
— Калки позаботится о тебе.
— А что мне придется делать за его деньги?
— Очень скоро таких вещей, как деньги, не будет вообще.
— А как мне быть до тех пор?
— Он будет платить тебе столько, сколько захочешь. Нет проблем. — Пока Джеральдина говорила, я представляла себе тысячи уличных торговцев наркотиками, берущих плату у отравленных детей и отправляющих эту мзду фирме «Калки Энтерпрайсиз», зарегистрированной в Уилмингтоне, штат Делавэр.
— Что мне придется делать, кроме как верить в Калки?
— Возить его на «Гаруде».
К столь практичному и одновременно разумному предложению я была не готова. Теперь весь замысел стал ясен до боли. Морган Дэвис хочет получить у Калки интервью. Но Калки не дает интервью. Морган хвастается тем, что опубликовал книгу «За гранью материнства», написанную лучшей летчицей мира. Скромности в этой книге кот наплакал. Тогда Калки соглашается дать интервью Тедди Оттингер не потому, что он собирается сделать это, а потому, что хочет нанять вышеупомянутую лучшую летчицу на работу. В каком-то смысле меня надули. Но иначе я не оказалась бы здесь и не познакомилась бы с ним. Вот оно что… Тайна того, почему Калки согласился дать интервью мне и только мне, больше не была тайной.
