— Иногда я смогу задерживаться и по пятницам.
— Джулиус, выпей эспрессо и успокойся.
— Я очень расстроен, — заявил он. — Очень.
— А я очень польщена твоим предложением. Но по-настоящему тебе нужна возлюбленная, а не любовница. — Я кивком подозвала официанта и, рассмеявшись, заметила: — Как все это забавно, Джулиус!
«И мило», — добавила про себя.
Однако вслед за этой пришла и другая мысль: какое у нас, у женщин, глупое представление о свободе. Разве могла я себе представить, что делаю подобное предложение мужчине и жду от него благодарности? А вот Джулиус, судя по всему, не видел ничего странного в том, чтобы поделить свою жизнь на секторы и строго придерживаться разных правил игры в каждом из них. Если бы он, подобно Эдварду Фэйрфаксу Рочестеру, бросился к моим ногам со словами: «Коли ты не согласна на внебрачную связь, тогда будем вместе навсегда, я немедленно развожусь с Линдой», — я, может, и согласилась бы, во всяком случае, прислушалась, потому что гордость моя была бы польщена и во всей этой истории появилась бы хоть какая-то искра романтики. Но совершенно очевидно, что истинный мужчина — а я считала Джулиуса истинным мужчиной — не способен быть настолько непрактичным. Может, поэтому-то мы с таким трудом и находим общий язык? Вероятно, Байрон был прав: «В судьбе мужчин любовь не основное, для женщины любовь и жизнь — одно…».[19]А в таком случае, старушка Маргарет, сказала я себе, пора еще раз обдумать свое положение и начать ломать каноны…
Глава 12
Он показывал мне старые фотографии, в том числе ту, на которой он держит меня, маленькую, на руках, а мама улыбается, глядя на нас, — я никогда не видела этого снимка. Кстати, у него есть фотография, где вы с ним изображены вместе: ты пытаешься удержать на голове бутылку шампанского, а он, хохоча, наблюдает за тобой. Непременно сделаю копию и привезу тебе.
* * *
Разумеется, я не отменила визит, но оделась строго, антенну сложила так, чтобы она была практически незаметна, и замаскировала плавники. Среди приглашенных был эксперт-искусствовед Фишер, и я сочла за благо держаться его — остроумного, занятного, совершенно не интересующегося женщинами и большого мастера словесных карикатур в духе Роулендсона.[20]
— Видишь вон ту особу? — спросил он, беззастенчиво уставившись на даму с синими волосами — не по-старушечьи голубыми, хотя возраст у дамы и впрямь был вполне почтенный, а кобальтовыми. Тени для век, а также помаду она выбрала ярко-бордовые. Ногти у бабушки были как когти, а платье — из черного бархата, длинное и облегающее. Несуразность облика дамы казалась особенно комичной, поскольку та беседовала с Линдой, одетой в строгий костюм от Бетти Баркли, смотрела на нее влажными от трогательной преданности глазами и вела себя с наивной претензией на аристократизм.
Я кивнула.
— Как не видеть — мадам бросается в глаза, — ответила я, поглядывая на старушку поверх стакана.
— Лукреция Борджиа, только кубка с ядом не хватает, — сказал Фишер. — И трудится, не жалея себя.
— Ты имеешь в виду разговор с Линдой? Это даже для тебя чересчур зло.
Он тряхнул головой:
— Я имею в виду переговоры. Она скупает произведения искусства для парня, который уже завладел половиной Уилтшира.
Я пожала плечами — мне это ни о чем не говорило.
Фишер, обняв меня за плечи, повел в тот конец L-образного зала, где было меньше людей и, следовательно, ниже вероятность быть подслушанными.
— Этот парень по богатству вполне может соперничать с Ага-ханом, — прошептал он мне на ухо и рукой, в которой держал бокал, указал на стену. Я взглянула. — Вот чего он хочет.
— Недурной вкус, — заметила я, стараясь не выдать волнения, но надолго меня не хватило, и я простодушно призналась: — Я тоже ее хочу. Я ее обожаю. Всегда обожала.
Речь, разумеется, шла о «Головке девочки» Матисса.
— Она того заслуживает, — без всякого ёрничества согласился Фишер и, с несвойственной ему импульсивностью залпом опорожнив бокал, добавил: — Но она ее не получит. Я хочу сказать — Борджиа. Я думаю… — вид у него действительно сделался задумчивым, — Джулиус не хочет ее продавать — по крайней мере так он говорит.
— Мне он тоже сказал, что не хочет.
— Но остается вопрос, чего хочет Линда.
— Она хочет бассейн, — выпалила я.
Фишер с недоверием взглянул на меня:
— Хокни?[21]
Я рассмеялась. Забавно, насколько люди бывают сосредоточены на своей профессии.
— Не картину, а настоящий бассейн. — Я изобразила плавание брассом. — Кафельная облицовка, тенты, голубая вода… дорогостоящее, как ты понимаешь, удовольствие…
Фишер возмущенно поднял бровь:
— Матисс в обмен на бассейн?! — Он допил вино, пригладил волосы на висках — забавный мужской жест, а в данном случае еще и гладиаторский, как мне показалось, — и решительно направился к заговорщицам.
Я видела, как он подошел к ним, улыбнулся медоточивой улыбкой человека, вознамерившегося улестить собеседника, обнял обеих за плечи и притянул к себе. Мне ужасно хотелось узнать, что он им говорит, но тут подошел Джулиус. Наполнив мой бокал, он церемонно заверил, что чрезвычайно рад меня видеть, и сразу же отошел. Я рассердилась, потому что почти ни с кем из гостей не была знакома. Он наказывал меня тем, что никому не представлял, хотя прекрасно понимал, как положено вести себя воспитанному хозяину. Не слишком благородно с твоей стороны, Джулиус, мысленно упрекнула я, оглядываясь по сторонам и постукивая пальцем по бокалу. В дальнем углу гостиной маячила одинокая спина седовласого мужчины, высокого, в аккуратном темно-сером костюме. Он разглядывал викторианскую картину, изображавшую бедного, но честного земледельца и его миловидную жену, которые, в свою очередь, с ласковым восторгом взирали на овцу и ее новорожденного ягненка. У меня картина вызывала раздражение, поскольку окна домика, нарисованного на заднем плане, были чище моих, на ногтях у крестьянской четы не было дурацких блесток, а фартук на округлившемся животе женщины белизной превосходил кукольную ванночку. Ох уж эти несносные прерафаэлиты!
— Смысл послания предельно ясен, — приблизившись, обратилась я к спине. — Овца родила ягненка — символ Спасителя, явившегося на землю, чтобы взять на себя людские грехи. Жена крестьянина на сносях — этим художник хочет сказать, что, несмотря на всю греховность действий, приведших ее к такому положению, Бог простит… — Спина начала поворачиваться. Я хмыкнула и добавила: — Простит, поскольку действия эти не доставили ей никакого удовольствия и, лежа на спине, она только и делала, что молилась за добрую старую Англию…
