— Пожалуйста, не говорите со мной в таком тоне, Мей! — взорвался Саид.
— А чего еще вы ожидали? — с вызовом спросила она. — Я полагала, что никто, кроме вас, не войдет сюда! И я полагала, что нахожусь здесь под вашей защитой, но, возможно, ошиблась!
— Нет. — Он привык к повиновению со стороны своих женщин, а не к страстным, но логичным возражениям. — Нет, вы не ошиблись.
— Что ж, в таком случае… не обвиняйте меня в распущенности…
— Мей…
— И не смейте делать далекоидущие заключения обо мне, едва меня зная, Саид!
Едва зная ее? Да его разговоры с Мей Хадсон были намного более откровенными, чем те, что он вел с любой другой женщиной прежде! Ему казалось, что он очень хорошо узнал ее и что рассказал ей о себе намного больше, чем, возможно, следовало бы. Он уселся на подушку напротив нее и смягчившимся голосом произнес:
— Вы хотите, чтобы я познакомился с вами поближе, Мей?
Поразительно, но она хотела… она хотела, чтобы он узнал ее настолько близко, насколько возможно для мужчины. Она хотела увидеть, какой контраст являет его смуглое тело с длинными конечностями, вплетенное в молочно-белые изгибы ее собственного. Она хотела ощутить примитивный напор его страсти и мед его поцелуев… Мей не отрываясь смотрела в свою чашку, наполненную ярко-зеленой жидкостью, боясь, как бы он не прочел голода в ее взгляде.
— Мей…
Его голос околдовывал, но она сопротивлялась.
— Что?
— Посмотрите на меня.
Вынужденная подчиниться повелительным ноткам в его голосе, она медленно подняла голову. Его обрадовал легкий румянец, окрасивший ее щеки, как и потемневшие и расширившиеся синие глаза.
— Вы хотите, чтобы я узнал вас получше? — жарким шепотом повторил он.
В этом вопросе отчетливо звучали эротические ожидания, и какая-то подспудная часть ее существа, о которой Мей не догадывалась, хотела выдохнуть: «О да. Да, пожалуйста!» Но такая капитуляция стала бы именно тем, на что рассчитывает Саид. Она никогда не завоюет его уважения, если упадет, словно спелый плод, в его руки. А уважения Саида, внезапно поняла Мей, ей хочется добиться больше, чем чего бы то ни было.
— Очевидно… — она изобразила беззаботную улыбку, — мы сумеем лучше узнать друг друга за время моего пребывания здесь. Я не возражаю против этого, Саид.
Это было намеренно неправильное истолкование его слов. Но Саид, вместо того чтобы возмутиться, тихо засмеялся:
— Вы специально исказили смысл сказанного мною, Мей. Вы совершенно невыносимы.
Как редко можно услышать его смех, с внезапным состраданием подумала Мей. Часто ли такой человек может дать себе волю? Она улыбнулась и показала на чистую чашку китайского фарфора.
— Чаю. Саид?
Он еще продолжал смеяться, когда они спускались к обеду. Следуя за ним по мраморным коридорам к обеденному залу, Мей гадала, как он провел последние часы. Не покажется ли она навязчивой, если спросит об этом?
— Вы уже виделись с вашим отцом? — мягко поинтересовалась она.
Его лицо исказилось от боли, и Мей пожалела, что задала этот вопрос.
— Простите, я не хотела…
— Нет. — Он покачал темноволосой головой. — Нельзя не замечать действительность, какой бы болезненной та ни была. Да, я виделся с ним.
Саид помедлил. Он не мог обсуждать ухудшающееся здоровье отца ни с матерью, ни с сестрами: это вызвало бы безутешные рыдания. Как и с Клайвом Дорсетом. Клайв — мужчина, а мужчины очень неохотно говорят о чувствах. Но Саид вдруг почувствовал необходимость высказаться, поведать о своих страхах. Вскоре ему придется столкнуться со смертью, а он еще не видел смерти близких людей. Бабушка умерла до его рождения, дедушка — когда он учился в Уэст-Пойнте.
— Он тает на глазах. — Саид с трудом заставил себя произнести эти жестокие слова. Ему казалось, что, произнесенные, они могут обрести силу. Или утратить ее, тоскливо подумал он.
— Мне так жаль! — На какое-то короткое мгновение Саид показался ей таким беззащитным, что захотелось заключить его в объятия, опустить голову себе на плечо и утешить, покачивая. Но этот жест, был бы, разумеется, истолкован неверно, даже если бы в ее силах было утешить его, а это конечно же не так.
Но мгновение прошло. И на лицо его уже вернулись прежние гордость и достоинство, когда Саид наклонил голову, благодаря за высказанное сострадание.
— Пойдемте, — сказал он.
Обед был довольно любопытным мероприятием, особенно учитывая то, что Мей постоянно чувствовала себя словно выставленной в витрине, и это, видимо, было недалеко от истины. Но еще любопытнее была первая реакция на нее матери Саида.
Саид ввел ее в комнату, где за длинным прямоугольным столом сидела элегантная женщина лет шестидесяти с двумя дочерьми. На всех трех были платья с роскошной вышивкой.
При виде Мей миндалевидные глаза матери Саида изумленно расширились, а вся она словно застыла. Затем что-то быстро сказала сыну по-арабски, и тот задумчиво кивнул.
Но когда Саид представил их друг другу, она совершенно расслабилась и, пожав руку Мей, поприветствовала ее.
— Как я должна называть вас? — взволнованно спросила Мей.
— Называйте меня Умм Саид. — И она на удивление тепло улыбнулась Мей. — Должно быть, мой сын с очень большим уважением относится к вашей работе, если сам привез вас в Эль-Джар.
Саид внимательно посмотрел в лицо матери, но на нем не было ни тени неодобрения. Да и с какой стати? Она хорошо его знает, и действительно он уважает профессиональное мастерство Мей.
Его мать много читает, в том числе и переводную литературу, и это в какой-то степени влияет на ее взгляды, делая их не такими традиционными. Возможно, она подозревает, что он попытается добиться близости Мей, пока та здесь. Но это тоже не должно ее волновать — она так же хорошо, как и он, знает, что ему придется жениться на женщине из своей страны. Она закроет глаза на любую интрижку, которая может случиться. Но только до моей женитьбы, напомнил себе Саид, воспроизводя в памяти череду невест, которая прошла перед ним до отъезда на свадьбу Роя.
Множество темноглазых девственниц, с лицами, скрытыми чадрой. Юных и поразительно красивых. Ни одна из них не посмела встретиться с ним взглядом. Он спрашивал себя, понравилась ли ему хоть одна, и отвечал: да, конечно, понравилась. Только камень остался бы к ним равнодушным. Но их неискушенность и уважение к занимаемому им положению превратили бы их в простых исполнительниц его желаний. По определению это должен быть неравноправный брак.
Он посмотрел на Мей, отметив ее гордую осанку и уверенность, с которой она встретила его взгляд. Сердце забилось часто и глухо, и он выругался про себя.
— А это мои сестры, — слегка задыхаясь, сказал Саид. — Лейла и Мунира.
