— С Ивэном все в порядке. Он сам мне велел пойти и присматривать за тобой. Я останусь здесь, Мэри bach. — Они помолчали немного, и Анвен улыбнулась. — Люди не понимают Ивэна, они говорят, что у него плохой характер. Он просто скрытный, а сердце у него золотое.
— Ты счастливая, — прошептала Мэри.
Всю ночь Мэри просыпалась в слезах, рядом была Анвен.
К утру сон стал более спокойным, а когда Мэри проснулась, солнце светило в окна, оставляя пятнистый рисунок на потолке. Она услышала голоса внизу… голос Анвен и, конечно, голос Оуэна! Сердце ее забилось. Оуэн попрощался. Сердце перестало громко стучать, тупая печаль окутала ее.
Анвен зашла в комнату.
— Это был мистер Причард, спрашивал, как ты себя чувствуешь.
— Ох. — Ей многое хотелось спросить у Анвен, но слова путались у нее в голове. С трудом она произнесла: — Ты… ты не ложилась спать.
— Не беспокойся обо мне, cariad. Я много бессонных ночей провела около больных животных. Мне это никогда не было трудно. Сейчас я принесу тебе питье, и ты опять поспишь — уж очень часто ты просыпалась ночью.
Она спустилась вниз и быстро вернулась с горячим молоком.
— Ну вот, моя девочка, идет доктор Горону. Мне показалось, я слышала его машину. — Она поспешила спуститься вниз.
Анвен вернулась вместе с отцом Хью. Мэри не очень отчетливо осознавала, что они слишком долго задержались внизу, видимо, о чем-то разговаривали.
— Ну как, моя дорогая, вы себя чувствуете?
Мэри неуверенно улыбнулась:
— Я чувствую себя… лучше…
Доктор Горону сел рядом и стал считать ее пульс.
— Вы усердно работали, а потом простудились у реки. — Он отпустил ее запястье и похлопал по руке. — Вам нужен отдых. И никаких волнений. — Он улыбнулся доброй отеческой улыбкой.
— Хью — он знает… — с трудом произнесла Мэри.
— Если вы хотите, чтобы он пришел к вам, он придет. Он очень волнуется за вас.
— Нет! Я хочу сказать…
— Хорошо, хорошо. — Доктор Горону опять похлопал ее по руке. — Не волнуйтесь, Мэри bach. Я передам Хью, что надо подождать день или два.
Когда доктор ушел, Мэри почувствовала себя несчастной. Вот теперь и доктору Горону она сделала больно. А Хью — что почувствует он, когда его отец придет домой и скажет, что она не хочет его видеть?
Тетушка Дайлис появилась во второй половине дня. Она вошла в спальню с большим букетом цветов из собственного сада.
— Ах, моя дорогая! Мне жаль, что ты в таком состоянии. Доктор Горону позвонил мне и сообщил, что ты простудилась и переутомилась. Я ругаю себя, что допустила это. Старайся много не говорить. — Тетушка Дайлис села у постели. — Анвен нашла твой список, — неожиданно начала она, — список работ. Я подумала, что самое лучшее, что я могу для тебя сделать, — это взять на себя дела с того места, на котором ты остановилась. Мы ведь партнеры, не правда ли? — Тетушка Дайлис озабоченно посмотрела на нее. — Ты скоро поправишься, но ты, Мэри, не должна так усердствовать хотя бы неделю или две.
— Но мы открываемся через две недели! Я должна встать, — произнесла Мэри. Глаза ее лихорадочно заблестели.
— Нет. Лежи, где лежишь! — испугалась тетушка Дайлис и позвала через открытую дверь: — Анвен!
Анвен торопливо поднялась наверх.
— Идите вниз, — строго велела она тетушке Дайлис.
Следующие два дня Мэри одолевала бессмысленная путаница мучительных снов и бессвязных голосов. Это были голоса Анвен и доктора Горону, а однажды еще один голос послышался издалека, он был похож на голос Оуэна. Казалось, это состояние длилось вечность, пока она, наконец, не проснулась воскресным утром и не услышала звон церковных колоколов.
— Сегодня уже воскресенье? Что же случилось, Анвен?
— Тебя немного лихорадило, но беспокоиться не о чем. Тебе сегодня лучше, давай-ка поешь.
Пришел доктор Горону и, кажется, остался ею доволен.
— Завтра вы можете встать ненадолго, — обрадовал он ее.
Было приятно стоять на ногах, хотя они плохо слушались. Мэри постояла внизу, недоверчиво разглядывая большую комнату. На окнах висели новые отутюженные шторы из вощеного ситца. Все столы и кресла, которые они с Оуэном купили на распродаже, сверкали полировкой, а cupboard tridant стоял у дальней стены, как гордый дедушка в кругу большой семьи.
— Кто же отполировал все это?
— Многие здесь потрудились, — улыбнулась Анвен. — Твоя тетушка, например. Она очень переживала, что расстроила тебя. Она не все делала сама. — Анвен озорно усмехнулась. — Ей очень помог мистер Причард.
— Оуэн?
— Да, вот именно. Он постоянно заходил, чтобы справиться о твоем здоровье, и тетушка привлекла его к работе. Он и Гвинет сделали большую часть работы.
— Гвинет?
— Ты сегодня говоришь, как попугай, cariad. Сядь-ка вот здесь и успокойся.
Мэри позволила отвести себя к окну. Из окна ей было видно вымощенную площадку, теперь уже почти готовую, и ее зеленые кадки, в которых — о чудо! — уже цвели красные герани. В дверях кухни показалась Анвен с подносом.
— Теперь представим себе, что кафе уже открылось, и мы — первые посетители. Я подаю ленч на этот столик у окна.
Мэри тоже рассмеялась:
— Это замечательно!
Анвен поставила на стол паровую рыбу, соус из петрушки, морковь и картофельное пюре.
— Теперь ты должна хорошо поесть, — решительно заявила она, и Мэри вновь почувствовала себя ребенком.
Они пили кофе, когда Мэри услышала шаги на мощеной площадке перед домом. Анвен быстро встала и направилась к двери.
Хью молча прошел мимо нее и мгновенно оказался у окна рядом с Мэри.
— О, моя дорогая! Как ты? О, Мэри! Дай мне посмотреть на тебя.
Мэри взглянула в его светло-голубые глаза и поняла, что он очень обеспокоен и несчастен.
— Хорошо, что ты зашел, Хью.
Любовь и настоятельную жажду любви почувствовала она в его взгляде. Жалость сжала ей горло. Она видела, что Анвен оставила дверь на кухню открытой, и понимала, что та все слышит. Мэри не знала, радоваться этому или сожалеть.
Хью обнял ее и склонил к ней голову.
— От этого у тебя не поднимется температура, — произнес он. — Всего лишь маленький поцелуй в знак моей большой любви…
Анвен вошла в комнату, намеренно тяжело ступая. Хью посмотрел на нее сердито.
— Мне нужно вытереть стол, — спокойно сказала она: — Не хотите ли чашечку кофе, мистер Тревор?
— Уходя, закройте, пожалуйста, за собой дверь, — сказал он, когда Анвен, наконец, понесла свой тяжелый поднос на кухню.
