Купание принесло ей такое наслаждение, что она совсем утратила чувство времени. Никогда до сих пор эта процедура, которой она подвергалась ежедневно всю жизнь, не доставляла ей столько удовольствия и наслаждения. Дома ее ванная комната была симфонией в голубых тонах: голубая ванна, выложенные голубой плиткой стены с множеством зеркал, огромные мохнатые светло-голубые полотенца и стеклянные полки, заполненные всеми мыслимыми туалетными принадлежностями. Однако она никогда не проводила больше десяти минут в шикарном интерьере этой комнаты; непрерывный поток горячей воды она едва замечала, его ценность для нее была исключительно функциональной.
Здесь глубина воды составляла едва шесть дюймов, она была слегка теплая и быстро остывала. У цинковой ванны было рифленое дно, и нельзя было с удобством сидеть сколько-нибудь долго, а тепло от огня хотя и приятное, но все же с одной стороны чуть ли не поджаривало ее, тогда как с другой стороны ванны был холод от сквозняка, пробивавшегося через щели в двери. Тем не менее она испытывала небесное наслаждение, намыливая тело толстым слоем пены дезинфицирующего мыла, от терпкости которой щипало в ноздрях, и смывая последние следы болотной грязи.
Когда она вытерлась досуха и сменила белье на свежее, то испытала такое чувство блаженства, что перенесенные испытания показались ей почти стоящими того, точно так же, как боль оказывается не напрасной в том случае, когда удовольствие, получаемое после прекращения боли, достаточно сильное.
К тому времени, как вода была вылита из ванны и последняя вернулась в сарайчик, Джорджина порядочно проголодалась. Время ленча прошло, а Лайэн даже не упомянул об еде, и ее гордость не позволила ей заговорить с ним об этом, она просто затянула потуже пояс и заставила себя думать о другом. Но теперь ее голод становился невыносимым, и она вернулась в хижину и начала поиски чего-либо съедобного, надеясь отыскать что-нибудь на обед. Все, что ей удалось найти, состояло из миски масла и нескольких картофелин, однако даже вид этих простых продуктов заставил ее рот наполниться слюной. Отсчитав достаточное для двоих количество картофеля, — она сочла жестоким не позаботиться и о нем, хотя он и заслуживал того, чтобы поголодать, — положила их в кастрюлю с водой, которую поставила греться над огнем. Потом посолила воду, осторожно подложила еще кусок торфа поверх горящей кучки. Уже довольно скоро вода закипела, и, дожидаясь, когда картофель сварится, она накрыла голый деревянный стол куском клетчатой ткани и сервировала его, как могла, на двоих.
Она бесшумно двигалась по комнате, и как раз склонилась над кастрюлей, чтобы проверить, не сварился ли уже картофель, когда в хижину вернулся Лайэн. Он вошел так тихо, что когда его голос раздался у нее за спиной, она, испуганная, резко обернулась и в смущении уронила вилку.
— Мои поздравления, — насмешливо сказал он. — Я никогда бы не поверил, что вы умеете варить картофель. Интересно, узнали бы сейчас вас ваши компаньоны по бизнесу?
Скрывая неловкость, она грубо проговорила:
— Мне хотелось бы, чтобы они были здесь и сами ответили на этот вопрос, но раз их нет, не поесть ли нам, я умираю от голода!
Он взглянул на стол, на котором миска масла занимала почетное место, потом на кастрюлю картофеля, и его брови приподнялись. Однако он сел, не говоря ни слова, и стал ждать, пока она передаст ему еду.
Они ели в сдержанном молчании; она была слишком голодна, чтобы тратить время на разговор, а он — поглощенный своими мыслями, мыслями, избороздившими морщинами его лоб и затуманившими лицо угрюмыми тенями. Однако когда Джорджина отставила в сторону пустую тарелку, почувствовав себя достаточно насытившейся, чтобы начать требовать объяснения, он снова откинулся на спинку стула, закурил сигарету и встретил ее взгляд с вызовом, который сказал ей, что он более чем подготовлен отразить ее атаку.
Перед тем, как задать вопрос, она нервно прочистила горло.
— Вы на самом деле намереваетесь удерживать меня здесь против моей воли или ваши действия — просто блеф, попытка заставить меня согласиться развернуть здесь строительство завода? Если это так, то я смею уверить вас, что это не стоит усилий: любой, кто хорошо меня знает, скажет вам, что меня можно убедить, но никогда нельзя запугать! — закончила она вызывающе.
У нее застыла кровь, когда он ответил:
— Мои действия нельзя считать ни блефом, ни устрашением, они просто направлены на то, чтобы дать вам один заслуживающий внимания урок; это поможет вам запомнить на будущее, что суть дела значительно отличается от того, что видно снаружи. Точно так же, как то болото, в которое вы прыгнули, на первый взгляд выглядело обманчиво твердым и безопасным. Существуют и другие ситуации, о которых вам известно столь же мало, однако о которых вы, не колеблясь, высказываете суждения. В последующие годы вы будете благодарны мне за то, что я заполню пробелы в вашем образовании, которые, по-видимому, просмотрели те, кто нес ответственность за ваше воспитание.
От его самоуверенной наглости у нее перехватило дыхание, и какое-то время она могла только смотреть на него поверх полупустого стола. Потом она выпалила ему в лицо:
— Вы невыносимы! Слава Богу, наше обручение было только фарсом, мне ненавистна сама мысль о том, чтобы обручиться с мужчиной, набитым таким бесцеремонным высокомерием!
— Обручение состоялось! — Его холодный тон был сродни голубым сосулькам, блестевшим в его глазах, и окончательно заморозил ее попытку горячо ответить. Он наблюдал за ней сощуренными глазами, потом продолжил: — Хотя о нашем обручении и не было объявлено официально, в данный момент эта новость уже распространилась почти по всему графству. Я не намерен оказаться мишенью для сплетников, и я не позволю высмеивать имя Ардьюлинов, поэтому, нравится вам это или нет, вы останетесь моей невестой до тех пор, пока я не сочту, что прошло достаточно времени и можно оповестить о расторжении помолвки достаточно для того, чтобы не начались пересуды.
Она резко вскочила на ноги, на ее щеках запылали два языка пламени.
— И это вас беспокоят сплетни! Вас, который удерживает меня здесь насильно, без какой угодно компаньонки, которая помогла бы заткнуть рты болтунам! Я совершенно не понимаю ваших рассуждений. Что может вызвать больше сплетен — разрыв обручения или наше пребывание вдвоем здесь, в глуши, без единой души, подтверждающей то, что в соответствии с особенностями вашего народа имеет такое большое значение?
Ее страстные слова нисколько не поколебали его неумолимость. Казалось, ему полностью наскучил разговор, когда он внезапно вынул изо рта сигарету и сказал ей:
— Даже случайно никто не может попасть сюда, только в гости к Дэниелу, а так как всем известно, что сейчас его здесь нет, то приехать сюда никто не может, особенно если ты точно знаешь, что в конце пути тебя не ждет даже чашка чая. С тех пор как друзья Дэниела узнали, что дом опустел, вы можете быть спокойны, вас никто не обнаружит.
— Но есть мой дядя Майкл, — парировала она в ярости. — Даже он не позволит вам такого!
— Он находится за много миль отсюда, ловит рыбу, и, прежде чем вы упомянете Кэт, я должен сообщить, что сказал ей, что мы, возможно, встретимся с вашим дядей через несколько дней, так что если мы не вернемся домой сегодня вечером, она будет думать с чистой совестью, что мы решили так и сделать.
