– Подожди, – попросил Даль.
– Подождать? Энди, ты шутишь? Я знаю, ты на всем этом помешался, и уже давно. Но есть вещи на грани разумного и есть вещи за гранью, причем далеко. А наш общий друг так далеко убежал от грани, что уже и не знает, где она.
– Знаешь, мне соглашаться с Финном – как ножом по сердцу, – добавил Хестер. – Но приходится. То, что мы услышали, не просто неправильно. Оно вообще ничего общего не имеет с правильным или неправильным.
Даль посмотрел на Майю.
– Прости, Энди. Но, по-моему, это полный бред.
– Джимми? – спросил Даль, глядя на Хэнсона.
– Я полагаю, он определенно свихнулся, – заключил тот. – Но думает, что говорит правду.
– А как иначе? Потому он и шизанутый, – вставил Финн.
– Я не то имел в виду, – возразил Хэнсон. – При безумии мысли человека подчиняются внутренней логике, чьи правила действует только в голове бедняги. Но логика Дженкинса вполне себе внешняя, общепринятая – рассуждение его логично и по нашим меркам.
– Ага. И по ним, мы все – придуманные! – выдал Финн насмешливо.
– Я этого не говорил, – указал Дженкинс.
– Гы-ы-ы, – сказал Финн, тыча пальцем в изображение «Энтерпрайза». – А что ж ты говорил? Вот он – настоящий?
– Придуманный. А ты – настоящий. Но телешоу вторглось в нашу реальность и ее искажает.
– Сто-оп! – Финн аж руками замахал от изумления. – Телешоу? Ты что, смеешься? Телевидения уже сотни лет как нет!
– Появилось оно в тысяча девятьсот двадцать восьмом году с целью развлечения, в последний раз использовалось в две тысячи сто пятом, – сообщил Дженкинс. – Значит, где-то между этими датами есть период времени, когда транслировалось шоу о приключениях экипажа «Интрепида».
– Слушай, ты что куришь? – поинтересовался Финн. – Очень хочется знать. Что бы там ни было, я состояние сколочу, продавая эту дурь.
– Я так работать не могу! – объявил Дженкинс, глядя с вызовом на Даля.
– Заткнитесь все на минуту, – попросил энсин.
Финн и Дженкинс успокоились.
– Послушайте. Я понимаю, это похоже на безумие. Он и сам признает, что это похоже на безумие. – Даль указал на Дженкинса. – Но задумайтесь над тем, что мы сами видели на «Интрепиде». Подумайте, как люди ведут себя здесь. Безумно здесь не то, что этот парень считает нас персонажами телешоу. Безумно здесь то, что, как мне сейчас видится, его версия – самое рациональное объяснение происходящего. Разве нет? Кто-нибудь может предложить объяснение разумнее?
Даль окинул взглядом друзей. Все молчали. Хотя Финн выглядел так, будто едва удерживает язык за зубами.
– Нет? Отлично! – заключил Даль. – Так что давайте выслушаем Дженкинса. Может, дальше все станет еще безумнее. Может, наоборот. В любом случае это будет хоть что-то. А сейчас у нас совсем ничего нет.
– Ну ладно, – выговорил наконец Финн. – Но ты нам всем должен по вздрочу.
– По вздрочу? – переспросил Дженкинс у Даля.
– Долго объяснять, – ответил тот уклончиво.
– Хм, – сказал Дженкинс. – В общем, ты прав: самое кривое тут как раз то, что версия про телешоу, вторгающееся в нашу реальность и ее извращающее, – самая разумная. Но хуже всего даже не это.
– Боже мой! – выдохнул Финн. – Что может быть еще хуже?
– Насколько могу судить, шоу это далеко не самое удачное.
Глава 10
– Боевая тревога! – объявил капитан Абернати, когда корабль календрианских повстанцев дал торпедный залп по «Интрепиду». – Маневр уклонения!
Стоящий на мостике Даль расставил пошире ноги, чтобы сохранить равновесие. «Интрепид» дернулся, уходя от управляемых торпед, пущенных навстречу.
Даль вспомнил слова Дженкинса: «Обрати внимание: в критических ситуациях гасители инерции толком не работают. В другое время корабль может развернуться на месте или выписать мертвую петлю, и никто не заметит. Но когда пахнет живописной картинкой, всем лучше покрепче держаться на ногах».
– Они по-прежнему идут за нами! – заорал энсин Якобс, следящий за курсом торпед и управляющий корабельным оружием.
Абернати стукнул по кнопке на подлокотнике, включая вещание на весь корабль.
– Внимание всем! Приготовиться к столкновению!
Все на мостике ухватились за свои пульты, стойки и поручни. А Даль подумал, что стоило бы сделать нормальные ремни безопасности.
Торпеды нашли цель. Вдали глухо бухнуло, мостик качнулся.
– Доложить о повреждениях! – гаркнул Абернати.
Даль снова вспомнил Дженкинса: «При атаках почти всегда повреждаются палубы с шестой по двенадцатую, потому что в шоу показывают именно их. Камеры будут переключаться с мостика туда, снимая взрывы и то, как швыряет ударной волной несчастных астронавтов».
– Тяжелые повреждения на палубах шесть, семь и девять! – доложил К’рооль. – Умеренные – на восьмой и десятой!
– Еще торпеды! – заорал Якобс. – Целых четыре!
– Противоракеты! Огонь! – завопил Абернати.
«Отчего ж ты сразу их не приказал запустить?» – мрачно подумал Даль.
И снова в памяти всплыли слова Дженкинса: «Каждый бой срежиссирован максимально драматично. Вот что происходит, когда Сюжет берет верх над жизнью. Все делается бессмысленным. Законы физики отдыхают. Люди перестают мыслить логически и начинают думать драматически».
«Сюжетом» Дженкинс называл то, как телешоу вмешивалось в реальность, отметая напрочь здравый смысл и законы физики, засовывало в память неожиданные знания, заставляло делать несуразности и говорить нелепости.
«С тобой уже бывало такое, – рассуждал Дженкинс. – Вспомни: ты вдруг обнаруживал, что знаешь то да се, хотя и представления не имел откуда. Вдруг принимал решения и действовал вопреки своему разумению, будто повинуясь чьему-то приказу. И противиться не мог. И это понятно, ведь ты всего лишь фигура для сценариста, инструмент движения сюжета».
На обзорном экране вспыхнули три ярких оранжевых огня – противоракеты нашли цель.
«Ага, три, но не четыре, – отметил Даль. – Конечно, ведь, если одна торпеда прорвется, будет интереснее».
– Торпеда идет к нам! – завопил Якобс. – Попала!!!
Страшно грохнуло и лязгнуло – торпеда врезалась в корпус несколькими палубами ниже мостика. Якобс завизжал – его пульт живописно взорвался, выбросив сноп искр и швырнув энсина спиной на палубу.
«Что-нибудь обязательно взорвется и на мостике, – предупредил Дженкинс. – Там камера работает дольше всего. Повреждения будут непременно, есть им объяснение или нет».
– Перенастроить управление оружием! – завопил Абернати.
– Готово! – отрапортовал Керенский. – Управляю я!
