Вот еще что меня интересует. В этом походе участвуют фактически два царя: великий и правящий Кир и второй — лишенный трона Крез, который еще вчера чуть не сгинул на костре, разложенном этим первым. Каковы же теперь отношения между ними? Геродот утверждает, что дружеские. Но ведь сам он не принимал участия в этом походе, более того — его еще не было на свете. Едут ли Кир и Крез на одной повозке, у которой наверняка позолоченные колеса, позолоченные ручицы, позолоченное дышло? Не вздыхает ли тайно Крез при виде этого золота? Разговаривают ли они друг с другом? А если разговаривают, но наверняка есть и третий — переводчик, потому что языков они не знают. А о чем им, собственно, разговаривать: они едут так дни и недели, в конце концов, раньше или позже все темы будут исчерпаны. А если еще к тому же каждый из них молчун, натура скрытная?
Интересно, что происходит, когда Кир хочет напиться воды? «Принесите воды», — приказывает он слугам. В водоносы берут особо доверенных людей, давших клятву, что не пригубят украдкой священной влаги. И вот по приказу приносят серебряный кувшин. Один ли пьет теперь Кир или говорит: «Выпей, Крез!» Геродот ничего об этом не сообщает, а ведь момент-то важный: в пустыне без воды не выживешь, быстро умрешь от жажды.
Но возможно, они едут порознь, и тогда вопрос отпадает. Возможно, у Креза есть собственная емкость с водой, все равно с какой, не обязательно из той же самой реки Хо-асп. Собственно говоря, мы ничего об этом не знаем, потому что с Крезом на страницах Геродотовой «Истории» мы встретимся снова, только когда армия дойдет до широкой и спокойной Аму-Дарьи.
Кир, которому не отдалась царица Томирис, объявил ей войну. Сначала приказал строить понтонные мосты через реку, чтобы провести по ним армию. Но в то самое время, когда он был занят этими работами, к нему прибывает посланник от Томирис, передавший Киру слова, полные рассудительности и благоразумия: Оставь это, царствуй над своей державой и не завидуй тому, что мы властвуем над нашей. Но ты, конечно, не захочешь последовать этому совету, а предпочтешь действовать как угодно, но не сохранять мир. Если ты хочешь испытать свои силы с нами, тебе нет нужды строить мосты: мы отойдем от реки на расстояние трех дней пути, и ты спокойно перейдешь на нашу землю. А если предпочитаешь встретиться с нами на своей земле — сам отойди на то же самое расстояние от реки.
Услышав это, Кир собирает совет старейшин. Все единодушно советуют отступить и принять Томирис и ее армию на своей, персидской стороне реки. Лишь один не разделяет этого мнения — Крез. Он начинает философски: Пойми прежде всего вот что, — говорит он Киру, — существует круговорот человеческих дел, который не допускает, чтобы одни и те же люди всегда были счастливы. Словом, Крез прямо остерегает, что счастье может отвернуться от Кира, и тогда придется несладко. А потому советует перейти на другую сторону реки и там — поскольку он слышал, что массагетам неизвестно богатство и что они никогда не испытывали больших радостей, — зарезать стада овец, выставить чистое вино и разные яства и устроить для них великий пир. Массагеты будут есть и пить, после чего, опьянев, уснут. Персы возьмут их в рабство. Кир принимает план Креза, Томирис отступает от реки, персидские войска вступают на землю массагетов. Нарастает напряжение, обычно предшествующее большой битве. Услышав слова Креза о переменчивости фортуны, Кир — опытный, потому что уже двадцать девять лет правит Персией, — начинает понимать всю важность предстоящих событий. Он уже не так уверен в себе, как прежде, не такой дерзкий и самодовольный. Ночью у него дурное видение, а днем, беспокоясь за судьбу своего сына Камбиза, Кир отсылает его в Персию в сопровождении Креза. Кроме того, ему кажется, что против него плетутся заговоры.
Тем не менее он по-прежнему во главе армии, он должен отдавать приказы, все ждут, что он скажет, куда поведет. И Кир педантично следует советам Креза, не понимая, что таким образом неотвратимо приближается к собственной погибели. (А не сознательно ли Крез ввел Кира в заблуждение? Расставил силки, чтобы отомстить за свое поражение и испытанное унижение? Этого мы не знаем, об этом Геродот умалчивает.)
Кир оставляет самую небоеспособную часть своего войска, разных оборванцев, бродяг, немощных и больных, всякого рода — как потом говорили в ГУЛАГе — доходяг, обрекая их на верную смерть. И действительно, в столкновении с передовыми отрядами армии массагетов от них ничего не остается. Теперь, вырезав наименее ценную часть персидской армии и увидев оставленные персами яства, массагеты уселись пировать, затем они наелись досыта, напились вина и улеглись спать. Тогда пришли персы, перебили большую часть врагов, а еще больше захватили в плен. В числе пленников был и сын царицы Томирис, предводитель массагетов по имени Спаргапис.
Получив известие о судьбе сына и войска, Томирис отправляет к Киру посланца со словами: Верни моего сына и уходи подобру-поздорову из моей земли, после того как тебе нагло удалось погубить третью часть войска массагетов. Если же ты этого не сделаешь, то клянусь тебе богом солнца, владыкой массагетов, я тебя, ненасытного, сумею досыта напоить кровью.
Это сильные и зловещие слова; впрочем, Кир не обращает на них внимания. Упоенный победой, он радуется, что вывел Томирис в поле, отомстил ей за то, что она отвергла его домогательства. Царица пока не знает, какое горе у нее: когда хмель выветрился из головы ее сына Спаргаписа, он, осознав свое бедственное положение, попросил Кира освободить его от оков. Лишь только царевич был освобожден и смог владеть руками, он умертвил себя.
Начинается смертельная и кровавая оргия.
Видя, что Кир не внял ее словам, Томирис собрала свою армию и напала на персов. Геродот: Эта битва, как я считаю, была самой жестокой из всех битв между варварами… Сначала обе армии осыпали друг друга стрелами, а когда стрел не стало, в дело пошли копья и кинжалы. Поначалу силы были равными, постепенно, однако, удача перешла на сторону массагетов. Большая часть персидской армии погибает. Среди погибших и Кир.
Последующее напоминает греческую трагедию. Поле усеяно трупами солдат обеих армий. На побоище выходит Томирис с пустым мехом для вина. Ходит от одного убитого к другому и собирает кровь со свежих еще ран, заполняя ею мех. Царица, верно, вся была в крови. Жарко, окровавленными руками она отирает лицо. Все ее лицо в крови. Смотрит по сторонам, ищет труп Кира. Когда его нашли, царица велела всунуть его голову в мех. Затем, издеваясь над покойником, стала приговаривать так: «Хотя я осталась в живых и одолела тебя в битве, ты все же погубил меня, так как ты хитростью захватил моего сына. Поэтому-то вот теперь я, как и грозила тебе, напою тебя кровью».
Так кончается эта битва.
Так погибает Кир.
В живых на сцене остается только преисполненная отчаяния и ненависти Томирис.
Геродот ничего не комментирует, он по репортерской обязанности лишь добавляет несколько сведений о неизвестных грекам обычаях массагетов: Когда массагет почувствует влечение к какой-нибудь женщине, то вешает свой колчан на ее кибитке и затем спокойно сообщается с этой женщиной. Никакого предела для жизни человека они не устанавливают. Но если кто у них доживет до глубокой старости, то все родственники собираются и закалывают старика в жертву, а мясо варят вместе с мясом других жертвенных животных и поедают. Так умереть для них — величайшее блаженство. Скончавшегося же от какого-нибудь недуга они не поедают, но предают земле. При этом считается несчастьем, что покойника по его возрасту нельзя принести в жертву.
