На что дельфийская Пифия ответила им словами, в которых заключен третий закон Геродота:
Конец битвы
Я уж было подумал, что окончательно расстался с Крезом, в котором даже успел рассмотреть что-то человеческое: и в его наивном и нескрываемом тщеславии по поводу богатства, приводящего весь мир в восхищение (то были тонны золота и серебра, наполнявшие его бесчисленные сокровищницы); и в его неколебимой благочестивой вере в пророчества дельфийской прорицательницы; а потом — в его страшном отчаянии, вызванном смертью сына, к которой он опосредованно был причастен; в его трагическом душевном надломе после потери государства и в апатичном согласии на собственную мученическую смерть в пламени костра; в его святотатственном бунте против божественных предначертаний; в том, что ему пришлось так тяжело расплачиваться за грех неизвестного ему пращура. Итак, повторяю, я думал, что насовсем попрощался с наказанным и униженным Крезом, как вдруг он опять появился на страницах книги Геродота, на этот раз в обществе царя Кира, который во главе персидской армии отправился на покорение живущих в глубине Средней Азии, на берегах Аму-Дарьи воинственных и диких массагетов.
IV век до нашей эры, и персы предпринимают великое наступление — они идут покорять мир. Через многие годы и века то же самое будет пытаться сделать то одно, то другое государство, но в ту далекую эпоху для столь амбициозной попытки от персов потребовалась максимальная отвага и решимость. Они уже покорили ионян и эолийцев, покорили Милет, Галикарнас и множество других греческих колоний в Западной Азии, покорили мидян и Вавилон, словом — все, что только можно было покорить в ближних и дальних пределах, оказалось под персидским господством, а теперь Кир отправляется на покорение племени-государства, затерявшегося где-то на окраинах известного тогда мира. Видимо, он считает, что, поработив массагетов и заняв их земли, еще на один шаг приблизится к тому моменту, когда можно будет во всеуслышание триумфально заявить: «Мир — мой!»
Но эта потребность иметь все, ранее приведшая к краху Креза, приведет к поражению и Кира. Интересно, что наказание за неуемную жадность встречает человека всегда в тот момент — в этом-то и состоит его (наказания), сокрушающая сила, — когда ему кажется, будто он в шаге от вожделенной цели. За наказанием следуют разочарование в мире, горькая обида на мстительную судьбу и удручающее чувство униженности и бессилия.
А пока что Кир направляется в глубь Азии, на север, на покорение массагетов. Этот поход никого не удивлял: все знали, что Кир не усидит спокойно, поскольку он простирая руку к каждому народу. Много было у Кира весьма важных побудительных причин для этого похода. Прежде всего — его рождение, именно его убежденность в том, что он сверхчеловек, а потом — то счастье, которое сопутствовало ему в войнах, ибо ни один народ, на который ополчался Кир, не смог избежать порабощения.
О массагетах же известно только то, что живут они в широких равнинных степях Средней Азии, а также на островах на реке Аму-Дарье, где летом выкапывают и едят разные коренья, а те плоды, которые находят на деревьях, сохраняют и едят зимой. Мы узнаём от Геродота, что массагеты потребляли что-то вроде наркотиков, что были они предшественниками сегодняшних ширяльщиков и нюхачей: Там есть будто бы также и другие деревья, приносящие особого рода плоды. Собравшись толпой в одно место, массагеты зажигают костер и затем усаживаются вокруг и бросают эти плоды в огонь. От запаха сжигаемого плода они приходят в состояние опьянения, подобно тому как греки пьянеют от вина. Чем больше плодов они бросят в огонь, тем сильнее их охватывает опьянение, пока наконец они не вскакивают, пускаются в пляс и начинают петь песни.
Царицей массагетов была в те времена женщина по имени Томирис. Между ней и Киром разыгрывается смертельная, кровавая драма, в которой свою роль сыграет и Крез. Кир начинает с хитрости: делает вид, что просит руки Томирис. Но царица массагетов быстро поняла истинные намерения царя персов, которому, считает она, нужна не она сама, а ее царство. Видя, что этим путем ему не достичь намеченной цели, Кир решает нанести удар по массагетам, находившимся на другом берегу Аму-Дарьи, реки, до которой он добрался в авангарде своего войска.
Из Сус, столицы Персии, до берегов Аму-Дарьи дорога длинная и трудная, а точнее — вовсе нет дороги: приходится переправляться через горные перевалы, через раскаленную пустыню Кара-Кум, а потом идти по бесконечным степям.
Это напоминает безумный поход Наполеона на Москву. И персом, и французом правила одна и та же страсть — завоевать, покорить, овладеть. Оба потерпят поражение, потому что нарушат эллинский закон, закон умеренности: никогда не хотеть слишком многого, не желать иметь все. Но в тот момент, когда они начинают поход, они слишком возбуждены, чтобы понять это, стремление захватить все отнимает способность мыслить, лишает рассудка. С другой стороны, если бы миром правил рассудок, осталось бы тогда вообще место для истории?
Но пока что поход Кира продолжается. Должно быть, то была бесконечная колонна людей, табуны коней и возы амуниции. В горах измученные солдаты срываются со скал, в пустыне многие погибают от жажды, и целые отряды теряются в бесконечных степях. Ведь тогда не было ни карт, ни компасов, ни биноклей, ни дорожных указателей. По всей вероятности, им приходилось расспрашивать представителей встреченных племен, брать из их числа проводников, а может, и прибегать к советам прорицателей. Так или иначе, но большая армия — с трудностями, иногда, как это бывало у персов, погоняемая ударами бичей, — непреклонно продвигалась вперед.
Только Кир в этом мучительном пути не испытывает неудобств. Всякий раз, когда великий царь выступает в поход, то, сделав дома хороший запас хлеба и мелкого скота, он берет с собой, кроме того, еще воду из протекающей у Сус реки Хоаспа, единственной реки, откуда он пьет воду. Множество четырехколесных повозок, запряженных мулами, с этой-то кипяченой водой из Хоаспа в серебряных сосудах всегда следует за царем, куда бы он ни отправлялся.
Меня интересует эта вода. Заранее вскипяченная вода. В серебряных сосудах (серебро охлаждает), а надо пересечь пустыню. Эту воду, как мы знаем, везут многочисленные четырехколесные повозки, которые тянут мулы.
Повозки с водой, а солдаты падают в пути от жажды. Солдаты гибнут, а повозки катят дальше, не задерживаются, вода не для солдат; это кипяченая вода для Кира, ибо царь другой воды не пьет, и если бы ее не хватило, он умер бы от жажды. Возможно ли вообще представить что-либо подобное?
