Это ненормально. Даже мой дом кажется нормальным в сравнении с этим.
Я вхожу внутрь и зову Эндрю.
Он отзывается откуда-то из глубины дома.
Я нахожу его на кухне, где он вместе с матерью.
— Я не могу сейчас уйти, — говорит он, хотя у нас были особые планы на день. — Мне нужно остаться с мамой.
Мать Эндрю — самое застенчивое существо на этой планете. Глядя на нее, складывается впечатление, что для нее смерти подобно обменяться с кем-то взглядом или словом. Пусть даже с кем-то из домашних.
Она сидит за кухонным столом. У нее длинные прямые волосы, тронутые сединой, и они спадают ей на лицо. Голова ее опущена, так что волосы закрывают и глаза. Не понять, случилось ли что у них. Я имею в виду что-то выходящее за рамки обычного. Когда она бросила быстрый взгляд в мою сторону, я заметил ее припухшие веки, но, возможно, она просто плакала. Я не могу точно сказать, били ее или нет.
Эндрю тащит меня в сторону, в дальний угол кухни, за холодильник.
— Можешь остаться с ней ненадолго? — Он говорит тихо, почти шепчет. — Мне нужно сбегать в магазин.
Мне на ум приходит множество дел, которыми я бы предпочел заняться, вместо того чтобы сидеть на кухне с его матерью, пусть даже это будут смертельно опасные игры с гремучими змеями. — Я сам схожу в магазин, — говорю я. — Что тебе нужно?
— Аспирин для мамы и кое-что еще, но тебе вряд ли захочется это покупать, поверь мне. Тебя это шокирует. Даже не хочу тебе говорить.
Возможно, я и догадываюсь, что он имеет в виду. Не могу сказать наверняка, но пытаюсь подловить его на факторе шока.
— А тебя это не шокирует?
Я смотрю ему в глаза и вижу, что это уже произошло. Его взгляд умоляет меня остановиться. Дать ему возможность выйти из дому под благовидным предлогом. Он не хочет, чтобы я вдавался в подробности. Неудивительно, что он всегда с радостью приходит ко мне.
— Хорошо, я побуду с твоей мамой, — говорю я.
— Не оставляй ее ни на секунду, договорились?
— Договорились.
Я сижу за кухонным столом с миссис Уиттейкер минут пять или около того. Время я отслеживаю по громко тикающим кухонным часам, так что ошибки быть не может, прошло минут пять. Хотя мне кажется, что гораздо больше. Она старательно избегает смотреть на меня, точно так же и я стараюсь не смотреть на нее. Кроме тех слов, которыми мы обменялись с Эндрю, за это время больше не прозвучало ни одного.
Потом в кухню входит его отец. Опешив, смотрит на меня. Переводит взгляд на жену, которая сидит опустив голову. Потом опять на меня.
— Ты еще здесь? — спрашивает он.
— Да, сэр.
— Теперь можешь идти.
— Нет, сэр, не могу. Я обещал Эндрю остаться.
— Но Эндрю ведь здесь нет.
— Я знаю. Он побежал в магазин. Я обещал дождаться его.
— Ты не можешь подождать на крыльце?
Я замечаю, что миссис Уиттейкер смотрит на меня из-под спадающих на глаза волос. На какое-то мгновение мы встречаемся взглядами и тут же отворачиваемся друг от друга.
— Heт, сэр, я обещал ждать здесь.
Он стоит с минуту, кусая губу. Мне приходит в голову, что я мог бы поставить его на место. Думаю, и Эндрю это под силу. Но необходимости в этом уже нет. Этим всегда заканчивается дело в отношениях с такими родителями, как папаша Эндрю. К тому времени, когда ты подрастаешь и можешь постоять за себя, необходимости в этом уже нет.
Он бредет к холодильнику. Достает еще пива. Как будто пришел на кухню именно за этим. Откупоривает бутылку. Открывалка для бутылок вмонтирована в корпус холодильника, а внизу стоит ведро для мусора. У негр все продумано до мелочей.
После этого он уходит.
Эндрю возвращается минут через пять, красный и запыхавшийся от быстрого бега.
— Завтра поговорим, — бросаю я и спешно покидаю его дом.
Насколько я знаю, Эндрю не выходил из дому целых три дня.
А бывало все наоборот. Он объявлял забастовку и не показывался дома сутками. Не хотел или не мог. Какая разница? Есть масса вопросов, на которые не найдешь ответа.
А однажды он явился ко мне во двор посреди ночи и стал кидать баскетбольный мяч в стену дома, как раз рядом с окном моей комнаты. Мяч ударяется об оконную раму. Поначалу я просто лежу в постели и прислушиваюсь к стуку. Бам. Бам. Бам. Я устал, поэтому притворяюсь, что ко мне это не имеет никакого отношения.
Спустя какое-то время я все-таки натягиваю брюки поверх пижамы и подхожу к окну. Конечно, это Эндрю, машет мне рукой.
Я надеваю свитер и выхожу к нему.
— Какого черта? Мы же договорились встретиться утром на кроссе. Как насчет того, чтобы поспать?
— Давай прогуляемся, — просит он. — Сходим на пляж.
Трудно объяснить, почему я соглашаюсь. Возможно, из-за того, как он просит. Как будто я — его последняя надежда. Не знаю, в чем дело. Да и не хочу знать.
Мы неторопливо идем к берегу. Садимся на самом краю прохладного дощатого настила причала, свесив ноги вниз и опираясь на низкие перила. Практически не разговариваем. Мы просто существуем в этой ночи.
Небо освещено луной, по нему бегут облака. Огромные темные тучи. Они то закрывают звезды, то вновь показывают их нам. Океан словно бы дышит в темноте.
— Давай останемся и посмотрим на восход солнца, — предлагает Эндрю.
— Ты шутишь. Завтра соревнования. Нужно выспаться.
— Ну пожалуйста, сделай мне одолжение. Что такого плохого может произойти?
— Я проиграю стометровку.
— Подумаешь, один раз. Каждый проигрывает хотя бы раз в жизни.
Вообще-то я еще ни разу не проигрывал. Во всяком случае, в последнее время. На беговой дорожке я чувствую себя уверенно. Здесь я не проигрываю. Это единственное, что у меня хорошо получается.
Тем не менее я остаюсь с ним на берегу, пока на горизонте не возникает оранжевое свечение. Солнце появляется, словно ниоткуда, как бывает каждое утро, только я этого обычно не замечаю.
Когда уже полностью виден оранжевый шар, я говорю: «Ну все. Идем домой».
— Я не могу, — говорит Эндрю. — Я не могу идти домой.
— Тогда пошли ко мне.
Я впускаю его через черный ход, и он ложится на пол в моей комнате. Я сплю около часа. Спал ли Эндрю, я не знаю.
Потом приходит мать, чтобы разбудить меня.
— Уолтер, вставай, милый, — говорит она, — тебе нужно… — Она видит Эндрю и умолкает, тихонько выходя из комнаты.
Эндрю уходит опять-таки через черный ход. Отец ждет меня за завтраком.
— Ты уходил ночью? — спрашивает он.
