Книга Запретный камень - Тони Эбботт

Удобно устроившись на велюровом заднем сиденье мощного серебристого джипа, Галина Краузе всматривалась в изображение на ноутбуке: кто-то в каноэ на реке посреди бразильских джунглей. Каноэ может надолго пережить, например, человека.

– Придурок! – выругался водитель на такси, которое сам же только что подрезал. – Идиот!

– Тихо! Езжай по Унтер-ден-Линден.

Эбнер фон Браун рассматривал Галину Краузе, разноцветные глаза которой впились в изображение на мониторе. Интересно, что бы сказал его прославленный двоюродный дед? Один из лучших теоретиков-физиков, а перешел – как они говорят? – на темную сторону, да.

Наверняка отругал бы меня. Пожалуй, даже настучал бы своей указкой с золотым наконечником мне по пальцам. А потом улыбнулся бы, и, сверкнув глазами, предложил бокал коньяку, и поднял тост: «За силу!». Возможно, однажды так и случится.

Убрав за ухо черную прядь, Галина Краузе нежнейшим голосом проворковала в телефон:

– Вы были неосмотрительны, мистер Каса. Даю вам двенадцать часов, чтобы закончить дела в Рио и проститься с семьей. – Галина сверилась с часами на компьютере. – К шести часам утра вы будете мертвы. – Она спокойно нажала на кнопку отбоя и посмотрела на Эбнера. – Проследи, чтобы так все и было.

На последних словах он обернулся:

– Конечно, мисс Краузе.

Накатила тошнота. Ему предстоит сообщить новость, которая вряд ли придется ей по вкусу. Плохую новость. Настолько плохую, что даже страшно начинать. Но если она узнает потом – а она обязательно узнает, – то разорвет его на куски. Эбнер вдруг осознал, что Галина Краузе больше не смотрит на экран – она смотрит на него.

– Выкладывай.

Эбнер откашлялся.

– В Париже без инцидента с лифтом было не обойтись. Тот человечишка, который упал, не просто крапал писульки для газеты – он входил в тайную организацию, которую создал Фогель. Он устроился в «Монд» семнадцать лет назад. Его звали Бернар…

Галина не дослушала:

– Давай без имен. Как работала их система? Резерв? Схема защиты?

Эбнер продолжил отчет:

– Мы считаем, что залогом их успеха являлась простота. Существовала цепочка хранителей. Один держал связь с другим, тот со следующим, следующий еще с одним и так до французишки. Каждый второй понедельник месяца Фогель отправлял краткое послание. Бер… этот французик публиковал послание в бумажных и электронных выпусках «Монд» по всему миру. Таким образом, сообщение получали все члены организации.

– Какое сообщение?

– Элементарное. «R.I.P.». То есть, «Покойся с миром». Три латинские буквы прятались в кроссворде под разными номерами, но в основе всегда лежали фокусы с числом двенадцать.

Галина Краузе коротко вздохнула:

– Двенадцать! Ну конечно! Фогель сообщал остальным, что наследие «покоится с миром». Но если мы предположим, что его смерть запускает Протокол, эта фраза теряет смысл.

Эбнер вздрогнул. Протокол – страшное, странное слово. Двенадцать Реликвий, пусть и разбросанных по всему земному шару, начинают свое последнее, самое важное путешествие.

– Похоже, больше члены организации никак не общались. В целях секретности многие даже не подозревали о существовании друг друга. Только Фогель, ГЛАВА, знал всех… Хранителей.

– Хранителей… – задумчиво повторила Галина. – Француз сопротивлялся?

– Поначалу, естественно. Но мы его убедили. О Фогеле он рассказал не под угрозой собственной жизни, а под угрозой жизни его семьи. Сказал, что мы нашли его просто чудом. Здесь, конечно, не поспоришь. Но чудеса рано или поздно заканчиваются. Мы выяснили все необходимое. И он погиб. Трагически.

– Парижская полиция? Пресса?

Вот здесь-то и крылась проблема. Серьезная проблема. Два агента в Париже сработали небрежно. Гибель коллеги заинтересовала одного из журналистов, и тот теперь землю рыл, чтобы выяснить правду. К нему попала ничтожнейшая улика, но и той оказалось достаточно, чтобы зародить сомнения.

– Конечно, дело можно замять, но это будет дорого стоить. Я уже связался с Национальным банком…

Галина плавно повернула голову и пристально посмотрела ему прямо в глаза:

– Я решу эту проблему наверху, поговорю с главой Сюрте Насиональ[7]. А парижских агентов уймите. Навсегда.

– Как скажете, мисс Краузе.

– Ты сомневаешься?

Эбнер набрал воздуха в легкие.

– Чем больше трупов, тем сложнее их прятать. Рухнувшие здания и затонувшие корабли тоже не так просто скрыть.

– Время работает против нас.

– Потому мы вынуждены биться сразу на нескольких фронтах, чтобы достичь цели. Теперь нам важны эксперименты, лаборатории, а не только поиск двенадцати…

– Ты сомневаешься в наших силах?

– Нет, Галина! Конечно, нет! Я всего лишь хочу сказать, что мы делаем все возможное, чтобы сохранить секретность. Ведь, в конце концов, о нашем Ордене не должен знать никто. Мы должны оставаться призраками. – Произнеся последние слова, Эбнер фон Браун понял, что они могут быть поняты двояко. – То есть, я хотел сказать, должны быть невидимы.

Галина направила взгляд своих прекрасных глаз ему на грудь.

– Побольше осмотрительности, – сказала она и отвернулась к окну. Дождь превратился в липкий мокрый снег, который успел кое-где прикрыть дорогу. – Что за семья приходила на похороны? Кто такие? Что им известно? Не был ли Фогель связан с ними?

– С этим многодетным папашей? Сомневаюсь. Но прямо сейчас мы проверяем их по базе. – Эбнер сжал перебинтованные пальцы в кулак и добавил: – К утру будет ясно, что есть на диске Фогеля.

– К утру?

– До того, как наступит утро. Значительно раньше.

И мысленно отметил: «Поторопить Гельмута Берна со Станции № 2».

– В квартире старика прибрали?

– Вылизали каждый сантиметр. Все, как обычно делает экономка.

Точно? Он ведь не проверил лично, а значит, риск есть. Для любой глобальной организации срочная координация действий – а что, неплохая формулировка! – всегда проблема.

Галина Краузе прищурилась и взглянула на него. Эбнер отвел глаза – у него не хватало духу выдержать ее взгляд. Взгляд, который был мощнее любого «луча смерти». А в «лучах смерти» Эбнер разбирался, ведь их испытания только в прошлом месяце закончились на Станции № 3 в Швейцарии.