Как же мне не хотелось про сроки!
Лето почти проскользнуло мимо и теперь торопилось закончить свои дела: на деревьях появились желтые листья, на болотах — я знала наверняка— начала наливаться клюква. И так хотелось оказаться в лесу — трогать деревья, шуршать листьями, дышать, смотреть.
Идея понравилась всем, кроме Влада: он соглашался идти в поход только с одним условием: к нему приставят носильщика. А самому превращаться в верблюда — это увольте. Лучше позагорать в профилактории — культурно, под зонтиком. (Культурно отдыхающий Влад — сюжет для «Крокодила».) Миша с Юлей сначала хотели идти, но потом вдруг резко передумали: что-то у них опять назревало, какой-то новый поворот с отъездом. И Митька, на которого очень рассчитывали, вдруг заболел.
В результате пошли втроем — я, Геннадий Петрович, Вакула.
И поход начинался как праздник, сулящий прозрачную жизнь, не осложненную темными мыслями. Будто время повернуло вспять и только вчера мы все вместе работали на овощебазе.
Здравствуй, лес! Мы пришли!
— Т-тихо. С-смотри.
Змея лежала на глинистом дне воронки — большая и черная. Змеиная кожа мутно поблескивала в свете солнечного дня. Почуяв ненужное внимание, она вытянулась и неторопливо заскользила куда-то, где ее не будет тревожить человеческий глаз. Зрелище завораживало.
— Да она т-тут д-делом занималась! — Сережка спустился вниз и извлек из щели между камнями какую-то сухую шелуху. — В-видишь?
— Что это?
— С-старая кожа.
— Фу-у! Брось. Эти движения змеиные — и вообще все змеиное — у меня прямо содрогание вызывают. Не могу смотреть — передергивает.
— Вы слишком любите свои комплексы. Нужно больше работать над собственным восприятием.
Не хочу я работать. Я хочу собирать клюкву.
— Н-надо в-в оба с-смотреть — когда по ягоды п-пойдем.
— Ты думаешь, их там много, в болоте?
Глаза у Сережки блестят. Возможные опасности — в виде струящихся между кочек змей — только подогревают охотничий азарт.
Мы торопились поставить лагерь, чтобы отправиться на болото до темноты — прямо сегодня, не откладывая. Геннадий Петрович, напротив, вел себя так, будто наша суета его не касалась: двигался подчеркнуто размеренно, требования предъявлял избыточные, так что каждый узел пришлось завязывать по три раза. Но палатка все-таки встала, и у кострища лежали дрова. И бревно для сидения легло на удобное место. И рюкзаки похудели, освободившись от спальников. Я достала бидон: клюква, клюква, мы тебя отыщем!
— Я думаю, теперь самое время заняться делом. — Геннадий Петрович словно не видел ни меня, ни бидона. Он извлек из рюкзака толстый том Плеханова. — Замечательную статью я тут отметил. Вы знаете, Ася, что римлянам слава Рима заменяла бессмертие?
Опять он за свое! Ну при чем тут римляне? Ведь мы в лесу.
— Геннадий Петрович! Давайте не будем сейчас. Мы ведь пришли за клюквой. Мы хотели сходить на болото.
— Кто это — «мы»?
Я некоторое время молчу
— Вы не пойдете?
— В последнее время вы выстраиваете иерархию ценностей странным образом.
— Г-ген-надий П-петрович! Н-надо идти. Чтоб д-до те-емноты в-вернуться.
— Раз вы решили развлекаться, развлекайтесь, — он даже не пытался скрыть раздражения. — Я займусь своими делами. Только имейте в виду: болото, клюква — ваш выбор. И вам за него отвечать.
Что он имеет в виду?
Вакула, видимо, понимает больше.
— Г-ген-надий Петрович. Б-болото — это б-болото. Д-даже маленькое. Я д-думал…
— Я же сказал: это ваше развлечение. — Геннадий Петрович садится на бревно и открывает книгу.
Ну и пусть. Я повернулась и пошла от стоянки, помахивая бидоном, с трудом сдерживаясь, чтобы не припуститься бегом. Сережка чуть замешкался, собираясь, а когда нагнал меня, мы, наконец, побежали, громко хохоча.
— Х-хватит, в-всех га-адюк распугаешь.
Значит, там есть гадюки. Страшные, ядовитые гадюки. Ура!
Лес, лес, лес! Как же я по тебе соскучилась.
— Тропа. К болоту, наверное?
Под ногами захлюпало. Почва здесь напоминала влажную губку. Лес посторонился, уступая место неровному пространству с мохнатыми кочками. Деревца-отступники, соблазненные видимостью пространства и света, заплатили красотой и величием. Их тонкие искривленные тела, как забытые посохи давно сгинувших странников, тщетно пытались разметить болото.
— А вот и клюква. Правда, не очень много. Только на крупных кочках. Ну и хорошо. Идти даже лучше. Интересней.
Болото сулило ягоду, ослабляя бдительность, соблазняло странного вида растениями, пугало черными змеевидными корягами — и заманивало, заманивало, заманивало вглубь.
— С-стой! Ася, с-стой!
Я вдруг понимаю, почему он кричит: тропа оборвалась. Завела в непроходимое место и растворилась — как в сказке. Будто и не было. Путь заколдован. Оглядываюсь. Шаг в сторону — и нога проваливается, уходит в жижу по самое колено. Я хватаюсь за куст, чтобы удержаться, вернуться на твердое место. Стаскиваю сапог, выливаю воду. Там, чуть правее, дна нет.
— С-стой! С-стой же, го-оворю! Н-не двигайся.
Вакула чуть бледен. Хотя, может быть, просто стоит спиной к солнцу. Я пугаюсь.
— Геннадий Петрович! Геннадий Петрович! Мы заблудились! Помогите! Пожалуйста, помогите!
Похоже на истерику.
— Ася, н-не кричи. Это б-бесполезно. Т-тебе же с-сказали — в-ваши игрушки.
— Как бесполезно? Как бесполезно? Мы же не выберемся. Посмотри: вода кругом.
— Т-ты, гла-авное, н-не д-двигайся. Н-не д-двигайся.
Я замираю.
— Х-хорошо, что т-топор в-взяли.
Это он взял топор, а я — только бидон. И палку — от гадюк. Я думала, гадюки — самое страшное. Но мы ни одной не встретили — только ту, что вначале. Сколько мы уже здесь торчим, без движения? И непонятно, что делать. Пройдет еще столько же времени, или даже больше, — ничего не изменится. Если так стоять, ничего не изменится. Стоило пить чай без сахара и питаться еловыми иголками, чтобы погибнуть бесславной смертью в луже! Мы умрем медленной смертью, ухватившись за куст. Как какой-нибудь Страшила. Я представляю, как это можно нарисовать — на картинке для детской книжки: «Конец маргиналов». Мысль — о картинке — почему-то меня смешит. Страх отступает. Ну да — смерть на болоте. Самое время подумать, что может заменить нам бессмертие. Ведь мы — не римляне, и вопрос не решен. Сережка смотрит с удивлением:
— Т-ты что?
— Да так. Просто подумала: можно поставить эксперимент на выживаемость. Сколько продержимся,
не сходя с места, на болотной траве и жиже? Кстати: что заменит тебе бессмертие?
