Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 26
Зато на говорящих людей стали оглядываться прохожие. Это было более чем неожиданно, потому что до сих пор подавляющее большинство граждан мегаполиса топали мимо по своим телам, даже не подозревая о существовании Лавочки.
Мужчины, разумеется, заглядывались на Дашу, ведь красоты она была неописуемой: добрые-добрые раскосые глаза, осиновая фигура, черносливные волосы, гвоздичные губы – всё это вызывало в половозрелых человеческих особях приступы остронаправленного возбуждения. Мужчины щёлкали клювом, стреляли глазами, смачно причмокивали и хватались за кошелёк. И топали дальше, мечтая и гудя.
А женщины… Женщины, разумеется, беспокоили пристальным вниманием Егора. Смотрите сами: не богатырь, но красавец, не Пушкин, но талантливый, не аргентинский мачо, но с отпечатком интеллекта на правой щеке; в обязательном наличии – офисная осанка, гуттаперчевый взгляд, соловьиный нос, соколиный профиль. Женщин всегда притягивают необъяснимые сочетания нежности и злодейства, коими преисполнены такие знаменитые молотильщики сердец, как коварный Казанова, лилейный Ловелас, достопочтенный Дон Жуан, артистичный Альфонс, жаркий Жигало, фиктивный Франкенштейн, рукастый Фредди Крюгер.
– Зря ты на себя наговариваешь! – Егор вспомнил о том, что наступила его очередь произносить фразу. – Твоя автобиография ничуть не менее любопытна, чем моя. А ну выдерни из толпы того, кто бы смог похвастаться таким же оригинальным жизненным сюжетом, как у тебя. Зря ты принижаешь значимость социально-культурного опыта! Можешь и дальше витать в своих фиалах, но факт остаётся фактом и фактом погоняет!
– Да, Егорушка, вот тебе ещё один факт – рано или поздно все оболочки вернутся к плоти, их породившей. И что, по-твоему, останется?
– Ну, теперь ты меня уже не проведёшь своими провокациями! – Егор создал видимость того, что он диод. – Останется память об их существовании, а также вклад в искусство, культуру и деторождение.
– А что останется от них самих?
Егор открыл соответствующую закладку и чувственно продекламировал:
– «В тихом сердце – едкий пепел, в тёмной чаше – тихий сон. Кто из тёмной чаши не пил, если в сердце – едкий пепел, если в чаше – тихий сон»[10].
Даша мысленно зааплодировала и вслух поддержала:
– Наши души – не обузы, наши души – спящий бог. Все тела – немые грузы, тихо спящие обузы, жизнь которых – только вздох.
Егор не растерялся:
– «Ты – женщина, и этим ты права. От века убрана короной звёздной, ты – в наших безднах образ божества…»[11]
– Мужчина ты, шутник и плут известный, по расписанию своих подруг любя, служить готовый только для себя! – закончила Даша и торжественно откланялась.
– Ну вот ты и раскололась! – победно зааплодировал Егор.
– Я лишь честно завершила мысль подхалима, – фыркнула Даша и надула щёчки.
– Ну, теперь-то уж точно не отвертишься, женская телесная оболочка! Можешь свой пол на голове обтесать – не переубедишь! Как только мы рождаемся – всё, процесс формирования личности начат, и его невозможно остановить. И если мы вернёмся к обсуждению первичных половых признаков, то я сейчас немедленно займусь чёрте чем с такой-то матерью, а затем с её бабушкой! И пусть Эдип обвинит моё тело в своём комплексе – зато ты не сможешь лишить меня того, чем я являюсь – как минимум, этим телом, и как максимум – памятью о нём.
Егор немедленно влез на белого верблюда и въехал в Иерусалим. Даша попросила у проходящего мимо продавца коктейлей соломинку, протянула её Егору и переспросила:
– Так со смертью-то у тебя как?
– А так! После неё остаются наши вещи, дела и поступки, сделанные при жизни. Остаются наши дети – плоть от плоти родителей. Во всём этом – часть нас, и чем большего мы достигнем здесь и сейчас – тем легче нам будет уходить.
– Но вещи – это не мы. Сравни Билла Гейтса с Макинтошем и попробуй сказать, что они – единой матери дети. Дела и поступки – это тоже не мы: сравни Гагарина со стартом космической ракеты и попробуй сказать, что они похожи, как две капли воды. Сравни Павлика Морозова со своим отцом и попробуй сказать, что они из единого чрева.
– Они часть нас!!! – перебил Егор, закипая.
– Какая именно часть нас? Рука, нога, голова? Может быть, мысли? Будто бы это ты придумал, что ты и есть Егор двадцати восьми лет от роду!
– Энергия и гены! – Егор ламинарно забулькал.
– Уже теплее. Допустим, деньги не перерождаются, славу закопали вместе с богатырём, детей обозвали буратинками, которые тоже энергия. Может, есть смысл поискать в этой жизни что-нибудь бессмертное, чтобы в случае чего следующая жизнь показалась сущим мёдом? Как ты думаешь, мой названный брат?
– Ты меня задолбала своей философией! Отстань!
Егор закрылся на две щеколды, спрятал лицо в голове, но остался легкодоступен. Даша присовокупилась к пудренице, открыла её и в который раз окунула себя в зеркало.
– Всё, что ты хочешь мне сказать, милый… Всё это создано для удобства существования на физическом плане. Тебя называют «Вася» – и ты откликаешься. Тебе говорят «Вася хороший», гладят по головке – и ты радуешься. Тебя ругают «Вася дурак» – и ты огорчаешься. Вот такая вот твоя слепота.
– Я Егор, а не Вася, – буркнул филин.
– Егор дурак, – повторил попугай.
– Хватит издеваться, Даш!
– Терпение, мой друг. Как только Егор поймёт, что ничего из вышеперечисленного не имеет к нему никакого отношения, в том числе и само слово «Егор», он впервые задумается над тем, кто же достигает такого понимания. А метод весьма прост. Любой родитель сможет его применить, подведя маленького ребёнка к зеркалу. Только обычно родители тычут своих детей в отражение и говорят: «Это ты». А вот я, когда какая-нибудь из моих подруг из Ооса одухотворит растущее во мне новое тело, подведу ребёнка к зеркалу и скажу: «Это не ты, а отражение твоего тела. Всё, что ты можешь наблюдать – не ты».
Даша подала Егору пудреницу, которая моментально разрослась до размеров стены из амальгамы, и предложила:
– Попробуй, нет ничего проще.
Старики, инвалиды, женщины и дети столпились вокруг, молчаливо наблюдая за происходящим. Егор медленно встал, закрыл глаза и прошёл сквозь блестящую стену, которая колыхнулась, подобно ртутной занавеске, и исчезла. А Егор – нет, не исчез, но перестал быть видимым. Он стал отражать в себе окружающий мир – как любое зеркало, которого на самом деле не существует, потому что, глядя в него, мы никогда не видим самого зеркала.
Глава 10. Сёстры перемазались «Если хорошо подумать, ничего хорошего не придумается».
Принцип Гаскойна
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 26
