– А ты, дочка, будешь получать за это деньги. Система у нас такая: квартиранты переводят их на банковскую карточку с первого по третье число каждого следующего месяца. Такой у нас с ними уговор. Карточку я открыла специально для такого случая, и она – твоя.
Оставив дочку на кухне переваривать информацию, Тамара вышла и вернулась с банковской карточкой в руке. Положила пластиковый прямоугольник на кухонный стол, пододвинула пальцем к дочери.
– Так что ты, Леся, теперь при деньгах.
– И… сколько это?
– Скажи спасибо, что нашла желающих снять однокомнатную у нас на Московской за тысячу гривен!
– Спасибо.
– Это, между прочим, минимальная зарплата. Даже чуть больше. Или пенсия, если хочешь. Люди на эти деньги, дочка, в нашей стране живут. И не умирают с голоду, трупы на улицах не грузят…
Для своих неполных пятнадцати Олеся, в самом деле, имела достаточно жизненного опыта, чтобы понять: сейчас мать перед ней оправдывается.
– Хорошо. – Она не нашла других слов.
– Конечно, хорошо! – повысила голос Тамара. – Нигде не работать, ничем не заниматься и каждый месяц получать зарплату.
– Или – пенсию, – подхватила девочка.
– Слушай, ты такая самостоятельная, давно бы нашла занятие. Любое. У нас сейчас возраст – не главное…
– И все-таки его спрашивают.
– Соври. – Тамара Воловик раздавила окурок о дно стеклянной пепельницы. – В общем, дочка, пока так. Или я откажу квартирантам, но денег у тебя не будет совсем. Повторяю, если не услышала: я тебе пока помогать не смогу. Кстати, ты можешь перебраться к бабушке, она только рада будет.
– Что я в селе забыла?
– Вот и молчи! Ты сама ответила на свой вопрос!
Тамара торжествующе поднялась, взглянула на девочку сверху вниз. Потом, вдруг поддавшись неведомому раньше порыву, приблизилась к ней. Притянула ее голову к себе, прижала к животу, погладила по волосам.
– Деточка, ты меня прости. Я ведь понимаю все. Но ты тоже пойми – нам вдвоем как-то крутиться надо. Потерпи, мы прорвемся, обещаю. Если все сложится у меня, если все хорошо будет – ты переедешь, учиться пойдешь, я как раз связи заведу. Не пропадем, дочь, ну потерпи, Лесенька, ну пожалуйста…
Так мама не говорила с ней давно, тем более – не утешала. И Олеся почувствовала: слез уже не сдержать. Девочка давно не плакала, в первый момент устыдилась своей слабости. Но затем дала слезам волю, крупные соленые капли потекли по щекам, орошая турецкий халат матери, новый, бордовый, из велюра. Тамара тоже не ожидала от себя слез. Сначала всхлипывала, вытирала предательскую влагу под глазами, но потом перестала стыдиться самой себя, заплакала, уже не смахивая тоненьких соленых ручейков со щек.
Той ночью мама с дочкой спали, не раздеваясь, в одной постели. Они уснули, всхлипывая и прижавшись друг к другу, чего не делали уже давно, с тех пор, как Олесе исполнилось десять и мать решила: дочь хоть не взрослая еще, но уже точно не ребенок…
Свой пятнадцатый день рождения Олеся Воловик праздновать не очень хотела. Хотя бы потому, что негде: уже второй месяц перебивалась с кровати на кровать у девчонок в общежитии педагогического университета. Там она оказалась случайно и вписалась надолго.
Все получилось само собой. Подружка Наташа, жившая в частном секторе, приютила Олесю на недельку. Родители сперва не возражали, тем более что Наташа в красках расписала матери, как тяжело Олесе жить на белом свете. Но сострадания Наташиных родителей хватило ровно на пять дней. Девчонки сами виноваты: как-то вечером совсем потеряли страх, позволили себе покурить в Наташиной комнате. Хоть и открывали форточку, запах все же остался. Наташина мама, конечно же, решила, что это Олеся плохо влияет на ее дочку. Обошлось без крупного скандала, но подружка все равно передала неприятную новость: родители прямо, без намеков, велели ей передать приживалке, чтобы до конца недели, а именно – до понедельника, нашла себе новое место.
После таких ультиматумов Олесе не хотелось оставаться в чужом и негостеприимном доме даже на то время, что ей позволили. Первой же мыслью было собрать нехитрые пожитки и уйти немедленно. На выручку пришел здравый смысл: за окном середина декабря, шляться по улицам неуютно, идти особо некуда. Однако и сидеть дома вдвоем подружки уже не могли. Выход нашелся: Оля, старшая сестра Наташи, училась на первом курсе педуниверситета, собиралась к однокурснице в общагу на день рождения и, понимая всю сложность ситуации, предложила девчонкам идти с ней. Дескать, именинница возражать не будет, в общежитии весело, места всем хватит.
Так и получилось: именинница не возражала, а Олеся с Наташей, в свою очередь, старались как можно меньше попадаться взрослым, как они считали, девушкам на глаза. Покушав, девчонки перебрались в коридор, где говорили и курили больше обычного. В пылу общего веселья о них как-то забыли, и решение напроситься ночевать созрело у Олеси само собой. Оля, переживавшая в равной степени и за Наташу с ее подружкой, и за спокойствие в отчем доме, идею охотно поддержала, с кем-то быстренько договорилась. В результате для Олеси нашлась свободная кровать в одном из блоков.
Ну, а дальше произошла вполне обычная для общежития и его обитателей история: к Олесе Воловик привыкли.
Утром девочка сама, без подсказок, помогла имениннице убраться в комнате, помыла пол и сбегала в магазин. Уже до конца дня девушки-первокурсницы настолько прониклись Олесей, что стали воспринимать девочку не иначе, как общую младшую сестру. Результат превзошел все ожидания: в следующие недели она запросто вписалась в жизнь общаги, и единственное, что было ей необходимо делать, – это избегать встреч со злыми вахтершами. Решилась проблема просто и даже забавно: одна из новых приятельниц Олеси жила в комнате на первом этаже и впускала и выпускала девочку через окно.
Сама же Олеся старалась пределов общежития не покидать без особой необходимости, что еще больше устраивало студенток, по очереди дававших ей приют. Ведь девочка по-прежнему добровольно убиралась в комнатах, выполняла различные мелкие поручения, даже несколько раз постирала чужое белье, хотя в дальнейшем этот труд решила на себя не брать.
Поначалу девочка старалась быть как можно незаметнее, и ей это удавалось. Но вскоре ей захотелось приносить старшим подружкам бóльшую пользу, чем добровольное мытье полов и посуды – Олеся решила, что нельзя ни при каких обстоятельствах превращаться в прислугу. Потому предложила одной из девушек помочь с укладкой волос, та согласилась – и не прогадала. Приближался Новый год, ожидалось море предпраздничных вечеринок, да к тому же многие девчонки решили отмечать главный праздник в общежитии, впервые вдали от родителей и так называемых семейных традиций, предполагающих массу всевозможных ограничений.
Здесь прирожденный талант Олеси пришелся кстати, и девочка с удовольствием оттачивала свои способности на головах брюнеток, блондинок, шатенок и рыжих, на длинных и коротких волосах, кудрявых и прямых, сухих и слишком жирных. К ней приходили даже старшекурсницы, приносили свои средства по уходу за волосами. Некоторые были слишком дорогими, чтобы Олеся и ее постоянная «клиентура» могли их покупать. Но, на радость девочке, студентки великодушно дарили ей все, что оставалось: краски, муссы, лосьоны, кремы, маски, кондиционеры и прочие необходимые в парикмахерском деле средства.
