Па-Рамессу и Тиа были потрясены услышанным.
— Твой брат-принц посещает Седьем-Атона в третий, двенадцатый и двадцать первый день каждого месяца, — добавил Именемипет.
— Слышал ли ты что-нибудь еще о принце Птахмосе? — спросил Па-Рамессу.
Юный писец смутился.
— Да простит меня достопочтенный принц, но я слышал, как Седьем-Атон заявил, что, взойдя на трон, Птахмос в своей бесконечной мудрости восстановит старый порядок и утвердит превосходство Атона Бесконечного и Всеобъемлющего.
Па-Рамессу откинулся на спинку стула.
— Возможно, тебе придется подтвердить эти слова под присягой, — сказал он.
— Я твой преданный раб.
Па-Рамессу дал писцу десять медных колец и отпустил восвояси, посоветовав не попадаться на глаза Птахмосу и ждать дальнейших указаний. Когда Именемипет вышел из комнаты, Па-Рамессу и Тиа какое-то время молча смотрели друг на друга.
— Что ты теперь будешь делать?
— Я не могу скрывать это от моего божественного отца. Тогда я стал бы сообщником Птахмоса.
* * *
Божественный Сети Менмаатра вот уже четыре недели отсутствовал: он отправился на запад, чтобы призвать к порядку племена Ирема[18]. О его победном возвращении возвестило рокотание труб: кампания прошла успешно, египетские воины разбили этих неугомонных невеж, которые отказывались признать естественное превосходство Страны Хора. В день своего возвращения, отужинав, он намеревался переделать массу дел, в том числе принять наместника одной из провинций, обеспокоенного тем, что какая-то банда постоянно грабит царские зернохранилища. Поэтому он предложил сыну перенести разговор, о котором тот попросил, отведя отца в сторонку, на более позднее время.
— Божественный и славный отец, я бы не осмелился просить у тебя аудиенции сегодня вечером, если бы речь не шла о срочном и важном деле.
Сети сделал нетерпеливый жест.
— Не представляю, о чем таком уж срочном ты хочешь рассказать. Что ж, я тебя, слушаю, но будь краток.
— Я прошу, божественный отец, чтобы ты призвал Тиа.
Сети удивленно поднял брови.
— Пусть его позовут.
Под озабоченными взглядами Туи и Птахмоса трое — Сети, Па-Рамессу и Тиа — направились в комнату, смежную с трапезной. Па-Рамессу кивнул Именемипету, спрятавшемуся среди слуг, которые прислуживали царской семье за столом. Писец едва заметно кивнул в ответ.
— Слушаю тебя, — сказал фараон, садясь.
— Отец, вот уже несколько недель Птахмос тайком посещает деревню Десять Шакалов, где учится у жреца Атона. Этот жрец заявляет, что, когда Птахмос унаследует трон, он восстановит единобожие.
Сети нахмурился.
— Я не могу поверить в правдивость твоих слов. Слишком серьезны и неожиданны эти обвинения в адрес мальчика, который до сегодняшнего дня не давал мне повода усомниться в своем послушании, — заявил он гневно. — Наверняка это происки интриганов и завистников! И это то неотложное дело, о котором ты хотел поговорить?
— Божественный отец, я абсолютно уверен в том, что говорю.
Сети пришел в замешательство. Его вопрошающий взгляд обратился к Тиа. Тот кивнул.
— Твое величество, у твоего сына есть свидетель.
— Свидетель? Так об этом известно многим? Я хочу увидеть этого свидетеля!
Па-Рамессу вышел из комнаты и сделал знак Именемипету. Юный писец направился к нему. Их с Па-Рамессу разделяло не больше тридцати шагов. Но на полпути, ко всеобщему удивлению, Птахмос бросился к писцу, схватил его за руку и стал хлестать по щекам, выкрикивая:
— Презренный предатель! Шпион! Змей! Ты не явишься пред очи моего божественного отца!
И он выхватил свой кинжал. Но Па-Рамессу уже стоял рядом с ними. Он схватил Птахмоса за руку, и Именемипету удалось вырваться. Птахмос ударил Па-Рамессу кулаком, однако он недооценил своего соперника. Уроки борьбы не прошли для Па-Рамессу даром — точным движением он заломил Птахмосу за спину руку, в которой тот сжимал кинжал. Птахмос вскрикнул от боли, и оружие упало на пол. Па-Рамессу ногой оттолкнул его подальше. В трапезной раздались крики. Громче всех кричал Птахмос, ему вторила Туи.
— Схватить его! — приказала она.
Подбежали охранники и схватили Птахмоса. Сети, услышав шум, вышел из соседней комнаты и, не помня себя от удивления, созерцал эту сцену.
— Подведите его ко мне! — приказал он охране.
Вернувшись в комнату, он сел. Лицо его перекосилось от гнева. Перед ним стали все четверо.
— Божественный отец, вот свидетель, писец, — начал было Па-Рамессу.
— Негодяй! Крысиный помет! — вскричал Птахмос.
— Молчать! — громыхнул Сети.
Но Птахмоса было не остановить:
— И ты, ты, мой названный брат, — предатель, наемник Апопа!
Гнев взял верх, и Сети, вскочив, ударил Птахмоса по щеке.
— Если ты не замолчишь, я прикажу заковать тебя в кандалы!
Фараон сел, переводя дух.
— Твое возмутительное поведение красноречивее любых доказательств. Так значит, ты планировал восстановить культ Атона?
Птахмос молчал, опустив голову.
— Ты вкрался ко мне в доверие… Я считал тебя своим старшим сыном… И ты меня предал!
Птахмос не просто проиграл, он был уничтожен.
— Тиа, позови охрану! — приказал Сети.
Солдаты, ожидавшие у дверей, вошли в комнату.
— Охрана, приказываю взять младшего командира Птахмоса под стражу до тех пор, пока я не решу, как с ним поступить.
Птахмос, со всех сторон окруженный охранниками, обернулся и, обращаясь к Па-Рамессу, зло бросил:
— Ты и правда сын Сета. Убийца Осириса!
— Но ты не Осирис, поверь мне! И даже не Хор[19]!
Охрана увела принца. Сети, мертвенно-бледный и безмолвный, встал и вышел из помещения. За ним последовали другие охранники.
Удрученные Па-Рамессу, Тиа и Именемипет остались в комнате одни. Они долго молча переглядывались, потом тоже вышли.
Па-Рамессу поднял с пола кинжал того, кто мог быть ему братом. Символический жест: он отнял у соперника его оружие.
Глава 10
Инициация кровью
Инцидент объяснили так: Птахмос в этот вечер выпил больше вина, чем обычно. Сети распорядился, чтобы никто не узнал о случившемся. Управитель дворца и начальник охраны приказали своим подчиненным, слугам и солдатам, на глазах у которых принцы схватились врукопашную, когда Птахмос попытался убить писца-доносчика, молчать как рыбы. По официальной версии, Птахмос и Па-Рамессу просто пошутили, правда, наделали больше шуму, чем обычно. Если кому-то показалось, что имело место нечто иное, то в этом виновато только вино. Даже царица-мать Сатра, которая в этот вечер ужинала в своих покоях в компании дам, ранее составлявших ее двор, сперва услышала «невинную» версию рассказа о происшествии. И только задав прямой вопрос Первой Царской супруге Туи, она узнала правду. Высказывая свое мнение, она была немногословна:
