Она проскочила перед автобусом, на мгновение скрылась от меня, потом раздался визг тормозов.
— Карин! — опять закричала я.
Сердце колотилось так, что, казалось, выскочит из груди.
Автобус проехал, и я увидела Карин на другой стороне улицы. Она бежала дальше.
Я повернулась и медленно пошла домой. С мокрых волос на лицо падала вода. Я плохо различала дорогу.
Они закрылись в гостиной и ругались. Точнее, мама ругалась, а Феликс пытался защищаться.
Ну и пусть ругаются. Я пошла в ванную и налила горячую воду. Я лежала и грелась, потом ко мне заглянула мама.
— Где Карин? — спросила она.
— Пошла домой, — ответила я.
— Она же собиралась у нас ночевать.
— Передумала.
— Нет, спасибо. Я сейчас лягу.
— Спокойной ночи. Феликс скоро уйдет.
— Ладно.
Когда мама говорила про Феликса, ее голос задрожал. И я подумала: интересно, а мой со стороны звучит так же?
35. Туман
В ту субботу мы с Антоном ездили к бабушке. Мы всегда навещаем ее в День всех святых. Папа тоже приезжает, и мы вместе ходим на кладбище и зажигаем свечку на дедушкиной могиле. Ночуем мы у бабушки, а в воскресенье вечером папа отвозит нас домой.
День выдался туманный, деревья, памятники, люди, медленно ходившие между могилами, — все было окутано влажной серой дымкой. Под фонарями туман казался белым и плотным.
Когда я была маленькой, Антон пугал меня привидениями и духами, и я боялась даже на секунду выпустить папину руку. В эти сказки я больше не верю, но на кладбище мне стало не по себе и захотелось быстрее уйти оттуда. У дедушкиной могилы я расплакалась. Бабушка обняла меня, вид у нее был такой, словно она, того гляди, сама начнет плакать. Мне было стыдно, ведь бабушка подумала, что я плачу из-за дедушки.
Вечером папа повел нас в ресторан. Он всегда так делает, и мы можем выбрать, в какой ресторан хотим пойти. Мы, как обычно, выбрали итальянский. Я заказала лазанью, но съесть ее не смогла. Она была очень вкусная, только мне кусок не шел в горло. Папа расстроился, что деньги — и немалые — заплачены зря. Вслух он ничего не сказал, но это было видно. Антон доел мою порцию.
Вернувшись домой, я сразу спросила у мамы:
— Кто-нибудь звонил?
— Звонил? — переспросила мама со странной усмешкой. — Нет, никто не звонил.
Она была бледной и непричесанной, а все пепельницы в доме были набиты окурками.
— Как папа? — спросила она, стараясь говорить бодро. — Как бабушка? Как дела у Ингрид?
Ингрид — это новая папина жена. Можно подумать, маму действительно интересуют ее дела.
— Ее с нами не было, — ответила я. — И слава богу.
Мама улыбнулась и погладила меня по голове.
— Нора, Нора, сказала она. — Что бы я без тебя делала?
А я крепко ее обняла.
36. Пустая парта Карин
Сегодня утром в классе было необычно тихо. Никакой музыкальной минутки. Гунилла сидит и молча смотрит на ребят. Те, кого не было на вечеринке, ничего не понимают. Они крутятся за партами, переглядываются, качают головой.
Парта Карин пустует.
Я боялась того, что вот-вот должно было произойти, тех слов, которые нам собиралась сказать Гунилла. И мечтала, чтобы это случилось поскорее — любые слова лучше, чем эта гулкая тишина.
Наконец Гунилла нарушила молчание.
— Вчера я разговаривала с мамой Карин, — сказала она.
Сабина издала тихий звук, словно у нее перехватило дыхание. Фанни сидела с невозмутимым видом, но ее руки, рисовавшие что-то на листочке, дрожали.
— Карин больше не вернется в наш класс, — сказала Гунилла. — После всего, что произошло на вечеринке в пятницу. Она перейдет в другую школу.
— Школу стриптиза, — ухмыльнулся Тобиас.
— Заткнись, не смешно! — оборвала его Сабина.
— Ладно, не буду, — сказал Тобиас.
— Не могу передать, как меня огорчило все происшедшее. Надеюсь, вас тоже.
Я подняла глаза и встретилась взглядом с Гуниллой. Несколько секунд она смотрела мне прямо в глаза. Потом кивнула мне и спросила:
— Кто-нибудь хочет что-то сказать?
Но тут в дверь постучали. Гунилла посмотрела на часы и слегка нахмурилась: тот, кто постучал, очевидно, пришел не вовремя.
— Войдите! — крикнула она.
Дверь открылась, на пороге стояла мама Карин, одетая в серо-бежевое пальто. Гунилла подошла к ней, и они, понизив голос, обменялись несколькими фразами.
— Это мама Карин, — сказала Гунилла. — Она пришла за ее вещами.
Когда мама Карин проходила мимо меня, я потупилась. Я не могла смотреть ей в глаза.
Гунилла показала место Карин и стояла рядом, пока ее мама складывала вещи. Среди книг Гунилла отобрала учебники, принадлежавшие школе.
Никто не говорил ни слова, и скоро тишина сделалась невыносимой.
— Я… мы не были на вечеринке, — сказала Эмма. — Там было только несколько человек.
Мать Карин повернулась к Эмме. Не скажу, что она улыбнулась, но выражение лица у нее, во всяком случае, было дружелюбным.
— Кто здесь Фанни и Сабина? — спросила она у Гуниллы.
— Пусть они сами за себя ответят, — сказала Гунилла.
Фанни подняла руку с самым независимым видом, Сабина тоже подняла руку, но взгляд ее не отрывался от крышки парты.
— Я просто хотела на вас посмотреть, — сказала мама Карин. — Посмотреть, как выглядят девочки, которые способны сделать такое.
И тут Сабина не выдержала. Громко всхлипнув, она выбежала из класса, закрывая руками лицо.
Майя привстала за партой, словно хотела догнать Сабину.
— Оставь ее, — сказала Гунилла. — Я думаю, сейчас ей нужно побыть одной.
Мать Карин подошла ко мне. Она вынула из сумочки маленький сверток и положила его на парту.