— Ты очень изменился, Паша. Похоже, тебя отхлестали по мордам. В тебе пробудился хищник. Тут без влияния со стороны не обошлось. Такие речи можно услышать от неудачника и скептика. Скептиком ты был и раньше, но неудачником тебя никак не назовешь. Сытый, одетый, обеспеченный. Откуда столько желчи?
— Узнал цену славы. Знаю, сколько она стоит.
— Глупости. Слава не продается.
— Не буду спорить. Скоро сама все увидишь. Дали третий звонок и гости потянулись в зал.
Алла очень удивилась, когда Павел провел ее в ложу и сел рядом.
— Это ты подстроил?
— Конечно. Надеюсь, не возражаешь?
— Странно. Последний раз мы сидели вместе на концерте года три назад.
— Вот видишь, представился еще один случай.
В зале раздались аплодисменты. На сцене появился виновник торжества. Его встретили стоя.
— Да, это слава! — шепнула на ухо бывшему мужу Алла.
— Факир на час. Завтра о нем напишет пара газет, а послезавтра о нем забудут, если не произойдет какого-нибудь скандала.
— Скандал и Аркаша не совместимы.
— Так многие считают. А потому резонанс будет колоссальным.
Именинник произнес слова благодарности в адрес зрителей за оказанное ему внимание и объявил об открытии торжества. Оркестр находился на своих местах.
— Уважаемые друзья, дорогие коллеги! Сегодня вы услышите мою последнюю симфонию. Я назвал ее «Жизнь»! Надеюсь, вы оцените ее по достоинству. Моя лебединая песня. Год непрерывного труда. Я вложил в это произведение все свои силы, талант и опыт. Надеюсь, оно станет достойным завершением моей многолетней деятельности на благо музыкальной культуры. Семьдесят лет — это серьезный возраст. О расцвете сил говорить не приходится. Пора достойно уйти на покой. Не хочу заканчивать свой спич на печальной ноте. Его продолжит симфония с оптимистическим названием «Жизнь».
Низкий вам поклон, мои дорогие. Уступаю место музыке. Она лучше скажет обо мне, чем я словами. Мой язык — музыка. В ней сказано все.
Под шквал аплодисментов Акишин сошел со сцены и сел в первый ряд. Места справа и слева от него пустовали.
Из боковой двери вошли двое. Павел вооружился биноклем. Не театральным, а мощным, купленным специально для этого события.
— Ты собрался в дальнее плаванье, Паша? Кажется, твоя служба на флоте осталась в далекой молодости.
Он не услышал реплики жены и напряженно следил за парочкой, подходящей к юбиляру.
Парня он узнал сразу. Все шло по плану. Сейчас он ему скажет, что поменялся местами с писателем. Но кто эта девушка? Ошеломляющее преображение. Он знал каждую родинку на ее теле. Но она была неузнаваемой. Черт с ним, с париком, дымчатые очки скрывали ее ярко-зеленые глаза, но манеры, походка, улыбка?
Уголки рта и те изменились, — опущены вниз. Павлу захотелось к ней подойти и потрогать ее. Настоящая или нет. Мистика. Не узнать свою любовницу он не мог. Это Лена, его Алена. От неожиданности Павел произнес ее имя вслух.
— Слушаю тебя, — откликнулась жена.
— Он счастлив! А это главное, — добавил Павел, прикрывая свое удивленное лицо руками с биноклем.
— Думаю, что да.
Как он хотел услышать их разговор. Но он мог их только видеть через цейсовскую оптику. Их разделяло слишком большое расстояние. В зале еще не погасили свет, и стоял ровный гул: публика рассаживалась. Оркестр ждал затемнения и сигнала дирижера, подстраивая инструменты.
Акишин широко улыбнулся, увидев Лилю. Она подошла к нему с молодым человеком.
— Я уже начал беспокоиться, дочка, что ты не придешь.
— Заехала за доктором Ядриным. Ты забыл его пригласить.
— Извините. Столько суеты. Рад видеть вас, Тихон Акимыч. Мой главный целитель.
— У тебя сегодня напряженный день, папочка. Возможни стрессы. Я решила, что доктор должен находиться рядом. Так мне будет спокойнее и для тебя безопаснее.
— Ты умница. Но что мне делать со Слепцовым? Я обещал ему место рядом.
— Вопрос решился сам собой. Он встретил свою жену в фойе и кажется, влюбился в нее. Они воркуют, как голубки, в гостевой ложе.
— Ну и слава Богу. Я рад за него. Молодой человек сел справа, девушка слева.
Павел не мог слышать их разговора. Но куда подевались навязчивые манеры кандидата в любовники. Он вел себя вполне нормально и не корчил рож.
Несколько фотографов крутились в проходе между сценой и первым рядом, фотографируя юбиляра. Среди них была и женщина. Лена все рассчитала безошибочно. Грим ей нужен для того, чтобы ее не узнали на фотографиях. Это понятно. Но цветущая физиономия Аркаши и его милая беседа с девушкой не вписывалась ни в какие планы. Так могут разговаривать только близкие люди, хорошо знающие друг друга. Загадка!
Наконец зал погрузился во тьму и вспыхнули софиты на сцене. Дирижер взмахнул руками.
Зал замер. Музыка заполнила все пространство изумительными звуками. В ней было все, от пения птиц до журчания ручьев. Стоило закрыть глаза, и воображение рисовало чудные картины.
Акишин превзошел себя. Настоящий фурор. Павел гордился своим другом. Как мало мы знаем своих друзей! Порой сам в себе делаешь открытия. Такие творения создаются на подсознательном уровне. Они диктуются Творцом.
Полчаса восторга и умиротворения. Прозвучала последняя нота и тишина. Мертвая тишина. Кто-то нерешительно захлопал. И вдруг зал взорвался овациями. Перепонки едва выдерживали такие децибелы.
Возгласы: «браво», «бис» доносились со всех сторон. К автору бросились люди со всех сторон с букетами цветов. В зале вспыхнула люстра.
Проходе первом ряду был забит зрителями. Вдруг раздался женский визг, потом второй. Толпа отпрянула. Акишин сидел на своем месте, не двигаясь, у его ног была свалена груда цветов.
Мужской голос неуверенно произнес:
— Акишин мертв.
Все попятились назад. Через несколько минут в кресле первого ряда остался сидеть только покойник.
Кто-то закричал: «Врача!». Началась паника. И только репортеры оставались на своих местах. Срабатывали вспышки фотоаппаратов.
Слепцов встал.
— Извини, Алена, я должен уйти.
Бывшая жена была настолько расстроена и напугана, что не смогла ему ответить.
Он вышел из ложи, спустился вниз, потом на улицу. К консерватории подъезжала скорая помощь, гудели сирены милицейских машин.
Павел сел в свой автомобиль и поехал домой. Его ждала бессонная ночь. Он должен написать последнюю главу о жизни и смерти скандального композитора. Такова была воля усопшего.
6.
В девять часов утра Слепцов позвонил в издательство, с которого он начинал свою карьеру. Со временем он вырос из коротеньких штанишек и перешел в более солидное издательство, где его гонорары удвоились. И такие переходы стали закономерностью. Человек ищет, где лучше, рыба, — где глубже. По этой причине издатели не хотят раскручивать своих авторов. Затратить деньги на пиар, а потом потерять писателя, значит сделать подарок конкурентам.
