– Мучает не это. Мучает неуверенность. Отсутствие веры. Отсутствие смысла. И как я могу избавить от того, что я не считаю проклятием?
Морин рассердилась. Чего она боится? Сумасшедшей старухи из леса? Старых индейских сказок? И вообще пора уходить. Ее ждет работа!
– Я пойду. Извините за беспокойство и всего вам…
– Золото примет удар, когда сила уйдет, воля ослабеет. Кровь притянет кровь, кровь отворит кровь, кровью уйдет черная кровь. Две светлых на пути одного, только одна может стать жертвой, только одна – спасением. Теперь уходи. Стой! Возьми. Это – тебе.
Через полумрак хижины метнулся золотистый блик, и Морин машинально поймала подарок колдуньи. На кожаном ремешке были нанизаны странные бусины – не то речные камешки, не то комочки грубо отлитого металла. Морин сжала это примитивное ожерелье в кулаке и торопливо вышла из хижины. Джон сразу заметил ее смятение и быстро шагнул навстречу.
– Что-то не так?
– Нет, все нормально. Там так душно и странно пахнет… Я чуть не заснула, хотя все ясно соображала. Джон, мне кажется, нам пора вернуться на ранчо. Должно быть, уже поздно…
– Вообще-то всего лишь полпервого, но нам и в самом деле пора. Как ни крути, а праздник уже завтра.
Они распрощались с маленькими индейцами и отправились в обратный путь. Джон опять шел впереди, но на этот раз Морин не приставала к нему с расспросами. В голове девушки против ее воли крутились слова старой колдуньи. Странные слова, диковатые, абсолютно непонятные и явно бессмысленные…
Что она говорила насчет двух светлых?
И какая злая сила заставила Морин О’Лири задать Джону Карлайлу следующий вопрос?
– Джон… А Тюра Макфарлан, она тебе все-таки кто?
Он остановился так резко, что Морин с размаху впечаталась в его широченную спину. Медленно повернулся. Смерил Морин убийственным взглядом и очень недобрым голосом процедил:
– Чтоб я еще раз в жизни вздумал хоть что-нибудь рассказывать женщине, у которой от романтических бредней в голове все перемешалось…
– Стоп! Тпру! Осади назад! И не смотри на меня так, Джон Карлайл! У меня прямо сердцебиение начинается! Я даже и не вспоминала про твой рассказ, я шла себе и думала, что эта самая Макфарлан приедет аккурат сегодня вечером, а я про нее ничего не знаю, кроме того, что Алисия ее не любит, а тебе она подружка…
– Тюра мне не подружка.
– Хорошо, возлюбленная.
– И не возлюбленная!
– А кто?!
В голосе Морин прозвучало такое искреннее изумление, что Джон неожиданно расхохотался и уселся на ствол поваленного дерева.
– Ну хорошо. Верю. В порядке ознакомления сообщаю следующее. Пит Макфарлан был старинным дружком моего отца. Это он так говорит. На самом деле друзей у отца не было. Здесь, по крайней мере. Пит Макфарлан жил в фактории, километров сто вверх по течению от Дома На Сваях. Промышлял то золотом, то лесом, за это отец его даже колотил пару раз. Однако Пит всегда был упрям, поэтому смог-таки разбогатеть, уехал в Штаты, там женился на скандинавке, шведке кажется, потом почти все потерял, ну и вернулся сюда. Мне тогда было пять лет, дочке Пита – три года. Назвали они ее в честь шведской бабки – Тюра. Потом погибла мама, я был мал, вот отец иногда и брал меня в гости к Макфарланам. Считай, раза три за год мы виделись. Выросли. Пит успел еще раз сколотить состояние, а Тюра… Она выросла такой красоткой, что без труда устроилась в модельное агентство в Нью-Йорке, а вскоре и прибрала его к рукам. У нее хладнокровие шведской мамы и бессовестность шотландца-папы в крови. С виду она… сама увидишь. Со мной у нее отношения сложные. Тюра уверена, что должна стать миссис Карлайл, а я нет. Вот, собственно, и все.
– Тогда почему ты назвал ее другом семьи?
– Потому что она усиленно работает над этим образом. Приезжает сюда, когда захочет, сразу же начинает командовать, учить Каседас жизни, помыкать Алиситой и морщить нос при виде индейцев.
– Почему ты ей не запретишь?
– Морин, я бываю здесь только летом. Кроме того, в деловом отношении она действительно голова и много сделала для Дома На Сваях в его нынешнем виде.
– И ты с ней не спал?
– Мне еще жить не надоело.
– Ты боишься из-за закля…
Джон взвился в воздух, словно его ужалили.
– Так я и знал! Ты вбила себе в голову индейские бредни и теперь будешь приставать ко мне с этой…
– Так ты с ней спал?
– Нет! Не веришь?
– Нет.
– Я с ней не спал, потому что не хотел, а что до заклятия, то Тюра вряд ли вспомнит даже год, когда она потеряла невинность, не говоря уж о дате, а слово «любовь» в ее лексикон вообще не входит…
– А почему ты не хотел с ней спать?
– Господи, да что же это за мучение?! Потому что мне нравятся совсем другие женщины!
– Какие?
– Маленькие! Темноволосые! С добрыми серыми глазами! С точеной фигурой! И молчаливые!
А в следующий момент Морин и Джон уже целовались, яростно, взахлеб, всхлипывая, впиваясь друг другу в губы и не имея сил отстраниться хоть на миг.
Его руки превратились в стальные оковы, сдавившие Морин, и она таяла в этом плену, отчаянно желая навсегда остаться в его объятиях. Они обнялись так крепко, что она не могла понять, стук чьего сердца отдается у нее в ушах, его жар сжигал девушку, и она растворялась в яростных поцелуях, щедро даря в ответ не менее страстные объятия.
Джон подхватил ее на руки, а через миг они уже опустились на траву, и Морин со стоном выгнулась, почувствовав, как жадная рука мужчины уже касается ее груди, неведомо почему обнаженной почти полностью… И вот уже ее руки скользят по груди Джона, тонкие пальцы впиваются в широкие плечи, она вскрикивает, почувствовав, как его губы обхватывают ее напряженный до боли сосок, хочет запустить пальцы второй руки в эти густые черные волосы, разжимает судорожно сжатый кулак, и что-то падает на ее обнаженную грудь…
Джон отпрянул, ослепленный золотым блеском, неожиданно расплескавшимся по груди рыжей богини. Тяжело дыша, словно после долгого изнуряющего бега, он приподнялся над Морин, в изумлении рассматривая находку.
– Откуда это у тебя? Что это, Морин?!
– Это бусики… Колдунья подарила. Я думала, речные камешки отполированные…
– Камешки? Мисс О’Лири, к твоему сведению, это потянет тысяч на сто пятьдесят! Это же золотые самородки! Золото Амазонки, то самое, которое все ищут, но не могут найти.
Морин поспешно села, торопливо застегивая рубашку и нервно поправляя волосы.
– Ох, Джон, но ведь она, наверное, не знает, надо ей вернуть…
– Ты что! Яричанасарисуанчикуа не знает? Да она с закрытыми глазами может определить возраст любого дерева в сельве! Нет, тут другое. Когда-то мне сделали почти такой же подарок…
