«Ваш отец был моим младшим коллегой, – сказал он мнепо-латыни. Он схватил меня за руки. – Я обедал в вашем доме, когда вы былиребенком. Я видел, как вы передвигались на четвереньках».
«Нежный возраст», – быстро ответила я.
«Мы с вашим отцом учились вместе в Афинах, спали под однойкрышей».
Женщины, охваченные паникой, зажимали руками рты.
«Мы с вашим отцом сражались вместе с Тиберием во время егопервой кампании. Мы бились со злобными бледнокожими варварами».
«Вы проявили чудеса храбрости», – сказала я.
Мой черный верхний плащ упал, открыв всем неприбранныедлинные волосы и простое платье. Никто не обратил на это внимания.
«Германик обедал в этом доме, потому что ваш отец упоминалобо мне!»
«Вот как? Понимаю», – ответила я.
Одна из женщин сделала мне знак забираться в носилки. Где жеИаков? Старик меня не отпускал.
«Мы были вместе с вашим отцом и Августом, когда поступилиновости о гибели наших войск в Тевтобургском лесу, о том, что полководец Вар ивсе его люди убиты. Мои сыновья сражались бок о бок с вашими братьями влегионах Германика, когда он наказывал северные племена! О боги!»
«Да, действительно, потрясающе», – на этот раз вполнесерьезно сказала я.
«Залезайте в носилки и убирайтесь!» – крикнула одна изженщин.
Старик схватил меня еще крепче.
«Мы сражались с безумным королем Арминием! Мы могли быпобедить! Твой брат Антоний ведь не хотел сдаваться и уходить?!»
«Я… Не…»
«Выведите ее отсюда!» – закричал молодой патриций. Он тожеплакал. Потом вышел вперед и толкнул меня к носилкам.
«Убери руки, слабоумный!» – рявкнула я и дала ему пощечину.
Все это время Иаков беседовал с рабами, вникая в суть дела.
Пока седовласый грек всхлипывал и целовал меня в щеки, Иаковподошел и отвел меня к носилкам.
«Германика только что убили, – сказал он мне наухо. – Все, кто был ему предан, убеждены, что убийство подстроил Тиберийчерез легата Пизона. Его отравили. Слухи разносятся по городу, как пожар».
«Тиберий, ну ты и идиот! – прошептала я, закатываяглаза. – Один трусливый шаг за другим!»
Я погрузилась в темноту. Носилки подняли. Иаков продолжал:
«У Гнея Кальпурния Пизона здесь, естественно, есть союзники.Все передрались. Сводят счеты. Калечат друг друга. Эта греческая семья ездила сГермаником в Египет. Уже начались беспорядки. Мы уходим!»
«Прощайте, друг!» – крикнула я старому греку, пока менявыносили из дома.
Не думаю, что он меня слышал. Он опустился на колени, непереставая проклинать Тиберия. Он кричал о самоубийстве и просил принести емукинжал.
Мы снова неслись по улицам.
Я наискосок улеглась в носилках, тупо размышляя в темноте.Германик мертв. Отравлен Тиберием!
Я знала, что недавнее путешествие Германика в Египет оченьразозлило Тиберия. Египет отличался от других провинций. Рим находился в такойзависимости от его зерна, что сенаторам нельзя было туда ездить. Но Германик:поехал – «просто взглянуть на реликвии древности», как говорили его друзья наулицах Рима.
«Это не более чем предлог! – думала я вотчаянии. – Где суд? Приговор? Яд!»
Мои носильщики бежали бегом. Вокруг кричали и рыдали люди:
«Германик, Германик! Верните нам нашего прекрасногоГерманика!»
Антиохия поистине обезумела.
Наконец мы оказались на узкой улочке, скорее даже впереулке, – ты знаешь, о чем я говорю: целую сеть таких улочек обнаружилина развалинах Помпеи в Италии. Из кувшинов на углах разносился запах мужскоймочи. Из высоких труб пахло пищей. Мои носильщики на бегу спотыкались о грубыекамни.
Один раз нас отбросило в сторону, когда в узкое пространствовлетела колесница, ее колеса, без сомнения, сумели попасть в едва заметнуюсреди камней колею.
Я ударилась головой о стену. Я буквально кипела от ярости иодновременно была крайне напугана.
Иаков попытался ободрить меня:
«Лидия, мы с вами».
Я с ног до головы закуталась в плащ и только одним глазомвидела полосы света между занавесками, скрывавшими меня с обеих сторон. Рукасама собой легла на кинжал.
Носилки поставили на землю. Мы оказались в каком-топрохладном помещении. Я услышала голос отца Иакова, Давида, – он с кем-тоспорил. Древнееврейского я не знала. И даже не была уверена, что он говоритименно по-древнееврейски.
Наконец Иаков перешел на греческий, и я поняла, что онипрямо сейчас покупают для меня подходящий дом со всеми удобствами, включаябольшое количество красивой мебели, оставленной богатой вдовой, которая жилаздесь одна. Но рабов, увы, распродали. Рабов нет.
Сделку заключили, и я услышала, как Иаков по-греческипредупредил продавца:
«Если вы нас обманули, вам не поздоровится».
Когда поднимали носилки, я поманила его к себе.
«Теперь я дважды обязана вам жизнью. Та греческая семья, чтодолжна была меня приютить? Они действительно в опасности?»
«Конечно, – ответил он. – Когда начинаютсябеспорядки, кто будет разбираться? Они ездили с Германиком в Египет! Об этомзнают люди Пизона! Под малейшим предлогом любой может напасть на человека,убить его и ограбить. Смотрите, пожар!»
Он велел рабам двигаться быстрее.
«Хорошо, – сказала я. – Больше не называйте моенастоящее имя. Отныне зовите меня… Мое имя… Пандора. Я гречанка из Рима. Язаплатила вам, чтобы вы доставили меня сюда».
«Да будет так, дорогая моя Пандора, – ответилон. – А вы сильная женщина. Купчая на дом выписана на фальшивое имя, хотяи не столь красивое. Но документ подтверждает, что вы – вдова, свободная,носящая римское имя. Бумагу мы получим, когда расплатимся золотом, но этопроизойдет не раньше, чем мы окажемся в доме. А если он не выдаст мне документ,где будет написано все, что поможет обеспечить вашу безопасность, я его задушу!»
«Ты очень умен, Иаков», – устало заметила я.
Путешествию в темноте и толчкам, казалось, не будет конца,но наконец мы все-таки остановились. Я услышала, как в замке ворот повернулсяметаллический ключ, и нас провели в большой вестибюль самого дома.
