Командир представил план будущей операции: матросы пристыкуют аварийно-спасательные камеры к «Владивостоку» и эвакуируют команду по двадцать человек за рейс.
Начальник медслужбы напомнил о том, как следует обращаться с командой «Владивостока», если она подверглась радиационному облучению. Он сообщил, что комнату отдыха по соседству с лазаретом переоборудовали в больничную палату, а прилегающий камбуз превратили в пункт оказания неотложной помощи.
Старший механик доложил о положительном результате испытаний сварочных швов в шестой шахте, чему громко возрадовались водолазы в компрессионной камере. Из-за того, что они дышали специальной гелиокислородной смесью, голоса их звучали пискляво, что вызвало дружный хохот.
Немеров поинтересовался, у кого есть какие вопросы. На телеэкране возник крепкий парень, по пояс обнаженный и в черном берете военно-морского десанта.
— Командир, говорит Орловский. — В сочетании с крупным торсом птичий щебет казался еще абсурднее.
— Да, сержант.
Немеров шепотом поведал Руденко, что Орловского нашли у бараков в Мурманске. Профессиональный водолаз оказался любителем шуток и розыгрышей. Он убивал долгие часы в компрессионном ящике, записывая уморительным фальцетом сказки для своих племянниц и племянников и похабные песни вроде «Когда Алайла намочила ножки» для земляков.
Несмотря на писклявость, Орловский говорил серьезно:
— На случай если нам понадобится дополнительное оборудование, прошу освободить переднюю торпедную шахту. Мы могли бы подобрать все по выходе из корабля. Так будет быстрее.
— Уже сделано, — ответил Немеров. — Еще что-нибудь?
— Товарищ командир, раз уж вы любезно поинтересовались… — Орловский тряхнул распечаткой инструкции. — Как я понимаю, в часы отдыха у экипажа есть свобода в выборе развлечений. Верно?
Кое-кто из офицеров захихикал.
— Да, сержант.
— К развлечениям относится прослушивание радиопрограмм о международных проблемах, достижениях труда, культурных выставках и скандальных выходках, об открытии нового «Макдоналдса» в Санкт-Петербурге…
— Желаете, чтобы вам провели Си-эн-эн, сержант? — в тон спросил Немеров.
— Естественно. Еще здесь говорится, что моряков нужно знакомить со странами, мимо которых они проплывают… — Комнату сотряс взрыв хохота. Сержант продолжал как ни в чем не бывало: —…или которые собираются посетить. Кроме того, им должны предоставляться сведения о культурной жизни и достопримечательностях этих стран в ожидании выхода на берег.
Благодарные слушатели смеялись и аплодировали.
Руденко спрятал лицо за кружкой чаю, а Немеров притворился, что закашлялся.
— Сержант, — обратился командир к Орловскому, когда шум немного улегся, — а каким именно образом вас занесло на «Русь»?
Орловский стянул берет и почесал в затылке, демонстрируя напряженную работу мысли.
— Ну, помню, шел маршем на военном параде по Красной площади и дальше, мимо посольства США — знаете, здание на Садовом кольце, — там мы топали ботинками немного громче обычного. Потом я отправился назад на свою базу через Мурманск. Помнится, я отмечал день, когда ступил на борт ледокола, идущего на восток в направлении Камчатки, в Тихоокеанском регионе. А потом — бах! Просыпаюсь в этой капсуле, полной ветоши. Я уж подумал, что снова запустили «Мир» и я наматываю круги в космосе.
Офицеры буквально стонали от смеха. Немеров не скрывал широкой улыбки.
— Постараемся поскорее вернуть вас на землю, сержант.
— Спасибо, командир, за то, что развеяли мои опасения, — пропищал Орловский и, отвесив поклон, исчез с экрана.
Затем состоялся инструктаж спецперсонала. Проработка всех возможных сценариев была занятием утомительным, но необходимым, если они действительно рассчитывали спасти экипаж «Владивостока».
Немеров приказал рулевому держать «Русь» ближе к суше. Воды у скалистых берегов хорошо защищали лодку от гидролокаторов преследователей. Когда лодка оказалась равноудалена от субмарины, идущей позади, и той, что караулила впереди, Немеров приказал носовому торпедному отсеку привести в состояние готовности «химеру». Пошел двенадцатиминутный отсчет.
Торпеда была выпущена, двигатели выключены, бортовые моторы приглушены. «Химера» взорвалась, умножив звуки, шедшие прежде от «Руси». Одновременно торпеда поймала импульсы сонара преследователей и отразила их, усилив сигнал настолько, что он показался эхом, идущим от объекта размером с атомную подлодку.
Угол полета уводил «химеру» все дальше от берега. Стоит какому-то судну очутиться в радиусе двух километров от нее, как она прекратит обманный маневр и начнет забивать помехами его радар и сонар.
Пока «Русь» висела над морским дном, пассивные накопительные диски ее гидролокаторов отслеживали курс идущей позади субмарины. Звук двигателей «американки» ушел налево: лодка пустилась в погоню за «химерой» в направлении Северного моря. Спустя четыре минуты «Русь», набрав прежнюю скорость, устремилась ко фьорду Согне.
В былые времена моряки обманывали преследователей, поджигая разлитую по поверхности воды смолу и спешно покидая место поджога; горящая смола имитировала огни ушедшего корабля. Современная обманка оказалась столь же действенной. Жаль, что в запасе ВМС имелось только одиннадцать ракет-«химер», и хорошо, что Чернавин не пожалел отдать их Немерову. Командир чувствовал душевный подъем. На миг он вообразил возвращение спасенных подводников домой. Об их спасении не сообщат средства массовой информации, зато ребят будут встречать жены.
Немеров обследовал приближающуюся местность при помощи сонара и приказал поднять перископ. Труба прибора выдвинулась, и окуляр оказался на уровне груди командира. Немеров надел очки с красными стеклами, чтобы заслонить глаза от освещения в рубке.
Побережье предстало черным силуэтом горных вершин. Глаза не могли обнаружить проема в каменной стене, лишь приборы были способны установить его местонахождение. «Русь» устремилась к расщелине на скорости семь узлов. Немеров отошел от перископа, и тот плавно опустился.
Согласно показанию гидролокатора лодка вошла во фьорд, пересекая мелководную дельту. Восемьдесят метров, глубина киля. Немеров отправил старшину к адмиралу с докладом.
Руденко встал, пригладил руками волосы. Сон был очень похож на реальность, однако адмиралу из него запомнилась лишь женщина — Инга Добенская. Руденко давно не тосковал о ней с такой силой. Даже явление во сне мертвой не испугало его. Инга безумно волновала его при жизни — почему бы ей не возбуждать его и после смерти? Он старел — над ней возраст не был и не мог быть властен. Со вздохом Руденко вспомнил ее чувственность, не слишком понимая, пришли ночные видения из прошлого или из мечты. Как давно они лежали в темноте, слившись воедино? Любил ли он по-настоящему? Спустя годы после ее смерти он понял, что любил. И почему сны никогда не возвращали его в те чудные ночи в Санкт-Петербурге?
