Ноздри пока еще представляют собой две разделенные пластины. Они сдвигаются к передней части головы, лицо становится шире. Появляются нервы, связующие нос с мозгом. Закладываются молочные железы. Протоки, по которым моча будет вытекать из почек в мочевой пузырь, удлиняются по мере деления клеток. На концах рук начинают формироваться ладони. Нижние конечности подразделяются на три части: бедро, голень и ступню.
Сейчас эмбрион размером с виноградину.
26 марта, у адвоката.
Когда Анна входит в зал для переговоров вместе с Патрисией, ее внимание привлекает лежащая на столе газета. Конечно, она уже видела эту газету. Заголовок: «Судебное разбирательство относительно права собственности на эмбрион». На первой странице фотография Анны — снимок взят с сайта галереи. Фотография Кевина отличного качества. Он в белом халате, сфотографирован где-то в коридоре больницы.
— Это ужасно, — произносит Анна.
— Согласна с вами. — Адвокат садится и указывает Анне на предназначенное для нее кресло. — И это притом, что суд еще не начался.
— Пресса обычно следит за предстоящими процессами.
— За мной тоже следят. Два репортера дожидаются меня внизу.
Анна складывает руки на коленях и смотрит на адвоката, надеясь, что от ее предписаний положение хоть немного улучшится.
— Откуда они?
— Из местной газеты и с радиостанции.
Адвокат скашивает глаза на газету.
— К счастью, пресса свое дело сделала. Они поговорили с несколькими авторитетными юристами, и те в один голос заявили, что это дело нельзя рассматривать как вопрос о собственности. Редакционная статья обвиняет судью в том, что он пытается вернуть судебную систему обратно в Средневековье.
— Почему мы вообще должны являться в суд?
— Потому что адвокат Кевина подал заявление, точно зная, что оно попадет к этому конкретному судье. Он просто динозавр в вопросах прав женщин. И еще ему очень льстит внимание прессы.
Анна смотрит на газету. Адвокат пододвигает ей редакционную статью, чтобы она могла ознакомиться.
— Это не может так продолжаться. Кто-то должен вмешаться. На правительство обрушится такой огонь критики, что министр юстиции вынужден будет что-то сделать.
Анна читает статью. Несмотря на обличительный тон, между строк проглядывает банальное любопытство. Видно, что автору интересно посмотреть, чем все это кончится, словно перед ним разворачивается увлекательный сериал.
— Я говорила со знакомыми парламентариями — они уверены, что этой истории суждено получить общенациональную огласку. А если вмешается телевидение, то еще и международную.
Анна вздрагивает, как будто ее обдали холодом.
— Понимаю, — говорит адвокат, — это чудовищно.
Она ободряюще улыбается и открывает лежащую перед ней папку.
— Но мы с этим справимся, — шепчет Анна, читая лежащий сверху документ.
— Насчет визита Кевина, — произносит адвокат, глядя на Анну и привычным жестом поправляя очки на носу.
— Да?
Адвокат делает паузу, будто тщательно взвешивает то, что собирается сказать:
— Согласно заявлению его поверенного, в день предполагаемого нападения Кевин не мог быть в окрестностях Баренида.
Она ожидает реакции, внимательно глядя Анне в лицо.
— В его письме указывается, что он в это время был в больнице, — там срочно потребовалась его помощь. Тому есть множество свидетелей.
— Какая помощь?
— Не знаю.
Анна не может выдержать пристального, изучающего взгляда адвоката. Она переводит взгляд куда-то за окно и медленно качает головой, не веря своим ушам.
— Вам плохо? Что-нибудь нужно?
— Нет, все в порядке.
— Вы очень побледнели.
Анна судорожно вздыхает и отрицательно качает головой. Она откидывается в кресле и старается дышать глубже. Пот выступает у нее на лбу и ладонях. Она напрягается, пытаясь сглотнуть, пока наконец ей это не удается.
— Вам помочь?
— Нет, не надо.
— Может, приоткрыть окно?
— Нет, все в порядке.
Анна хочет лишь одного: чтобы адвокат замолчала. Комната плывет у нее перед глазами, и у нее такое чувство, что она вот-вот упадет в обморок. Так с ней уже бывало. Она знает симптомы. Анна наклоняется вперед в своем кресле, уставившись лицом в пол. Она смотрит на свои ботинки и на ковер, прикидывая, не давит ли она в таком положении на ребенка.
— Я принесу вам воды.
Адвокат встает, открыв дверь, просит кого-то в коридоре принести стакан воды. Ее голос тверд, но без суеты. Затем она снова садится.
Через пару мгновений Анне протягивают чашку с водой.
— Спасибо.
Слова звучат неразборчиво, как будто уши у нее забиты ватой. Анна пьет из чашки, чувствуя, как вода холодит горло и живот. От этого ощущения ей становится лучше. Медленно она выпрямляется в кресле и смотрит на адвоката.
— Полегчало? Вы даже немного порозовели.
— Да.
Анна ставит чашку на стол.
— Я не знаю, что со мной происходит.
— Все это очень тяжело. Я понимаю, вам мой вопрос может показаться странным, но вы уверены, что вам это не приснилось?
Анна не отвечает. Она сама пытается понять, может ли такое быть.
— Не знаю.
Она уже почти готова рассказать адвокату про потерявшихся девочек и мальчиков. Ей надо с кем-то это обсудить, и сейчас, по-видимому, самый подходящий момент. Но она решает, что лучше позвонит Дэвиду и попробует поговорить об этом.
— Ваши анализы уже готовы?
— Я не знаю.
— Давайте посмотрим, что там будет. Когда вы должны их получить? У нас суд через два дня.
27 марта, у гинеколога.
— Забирайтесь… — Доктор похлопал рукой по смотровому креслу. — И давайте посмотрим.
Анна кладет ставшие вдруг ватными ноги на подставки. Она зашла, чтобы получить результаты анализов крови, но гинеколог настоял на осмотре, чтобы убедиться, что плод развивается как положено.
— Жалобы есть?
— Нет.
Не отрывая взгляда от ее лица, гинеколог натягивает резиновые перчатки, наносит на них гель и растирает его.
Анна отворачивается и принимается разглядывать плакат на стене, на котором изображены стадии развития эмбриона. Она вздрагивает, когда руки врача прикасаются к ее бедрам.
— Прошу прощения, — говорит он. — Руки холодные.
Анна слегка улыбается в знак того, что готова потерпеть. Ее глаза по-прежнему устремлены на плакат.
