имуществом присматривать! — строго проговорила тетка. — А я как раз соседка и есть, Марфа Петровна. Мы с покойным всегда дружно жили. Я тут третьего дня одних уже шуганула, хотели в дом забраться. Так ты, значит, Николая Михайловича племянница?
— Значит, — недовольно ответила Алена.
— И теперь, значит, здесь жить будешь?
— Да я еще ничего не решила! — отмахнулась Алена и быстро поднялась по ступеням.
— Что-то я тебя раньше здесь не видела! — не унималась соседка. — Что-то ты раньше дядю не навещала!
На этот раз Алена не стала отвечать. Достала ключи, которые дал ей нотариус, открыла дверь и вошла в маленькую прихожую, которой больше подходило устарелое название «сени».
По правую руку от входа сиротливо висело серое старомодное пальто, по левую стояла простая деревянная скамейка, рядом с ней — несколько пар резиновых сапог и еще кое-какая поношенная обувь. Левее скамьи была еще одна дверь.
Алена толкнула ее и оказалась на веранде — той самой, застекленной разноцветными ромбами. Дневной свет, проникающий сквозь них, заливал веранду удивительным, фантастическим сиянием. Алене вдруг показалось, что она уже была здесь, на этой веранде, когда-то очень давно — в раннем детстве, а может быть, еще до рождения, в какой-то другой жизни.
Ей вдруг привиделся длинный стол, накрытый белоснежной крахмальной скатертью, блестящий медный самовар, соперничающий блеском с солнцем, ярко-синие кобальтовые чашки, и люди, непривычно одетые, непривычно говорящие, непривычно воспитанные. Женщины — точнее, дамы — были в нарядных кисейных платьях, мужчины — в непривычных светлых пиджаках с узкими лацканами и блестящими пуговицами… нет, не в пиджаках, поняла Алена, а в сюртуках, и разговаривали они все по-французски…
«Надо же, какая только ерунда не привидится! — подумала она. — Наверное, это сцена из какого-то старого фильма о дореволюционной жизни».
Тем не менее на душе от этого разноцветного сияния стало хорошо и легко, как будто она вернулась в давно забытый дом. Дом своего детства.
Алена прошла через веранду к следующей двери, которая, судя по всему, вела в жилые комнаты. При этом с невольной грустью отметила, что многие цветные стекла треснули, а нескольких вообще не хватает, и половицы на веранде рассохлись и безбожно скрипят под ногами…
Да, продать этот дом будет непросто, подумала она. И тут же поймала себя на мысли, что продавать его ей совсем не хочется…
За следующей дверью оказалась просторная жилая комната.
Посреди стоял круглый стол, накрытый синей скатертью, рядом — несколько венских стульев, в простенке между окнами — книжный шкаф с застекленными дверцами.
Алена шагнула к нему и машинально открыла дверцу — говорят же, что ничто так не характеризует человека, как книги в его шкафу.
Даже если этот человек уже умер, подумала она.
В шкафу стояли в основном французские и немецкие книги. Старинные переплеты, изящный шрифт, на многих — готический, почти нечитаемый. Она вытащила один томик в кожаном переплете, прочитала надпись на обложке: «Almanach de Gotha».
Когда-то Алена слышала это название — «Готский альманах», самый авторитетный справочник по генеалогии европейских правящих династий и знатнейших титулованных дворянских фамилий. Ну да, ведь покойный причислял себя к древнему дворянскому, скорее даже аристократическому роду. Понятно, что он интересовался вопросами генеалогии…
Она не стала разуверять эту грубоватую соседку, которая назвала ее племянницей покойного хозяина дома, хотя не чувствовала к нему ничего. Какой уж тут родственник, если она, Алена, его ни разу в жизни не видела. Какие могут быть к нему чувства?.. И если он оставил ей по завещанию дом, то отчего не пытался встретиться раньше, хотя бы познакомиться… Да, на этот вопрос теперь уже никто не ответит.
Внезапно Алена ощутила странное чувство.
То, что психологи называют «дежавю». То есть ощущение, что происходящее здесь и сейчас, в данный миг, уже когда-то происходило с тобой.
Хотя нет… чувство было другое, куда более реальное.
Алене показалось, что когда-то давно она была в этом доме, в этой комнате. Когда-то давно видела эти книги в старинных кожаных обложках с золотым тиснением на переплетах, с изысканной вязью готического шрифта… Ей показалось, что если она откроет дверь в дальнем конце комнаты, то увидит небольшой чулан, а в нем — лестницу, ведущую на второй этаж.
Чтобы отделаться от этого навязчивого ощущения, Алена открыла эту дверь… и в растерянности замерла на пороге.
За ней действительно оказался крошечный чулан, из которого на второй этаж вела деревянная лестница с резными перилами, за многие годы вытертыми до блеска чьими-то руками.
«Что же это такое? — подумала она. — Значит, я когда-то была в этом доме? Но когда? Я ведь совершенно этого не помню… но откуда же тогда всплыло это воспоминание?»
Она начала подниматься по лестнице — медленно, неуверенно, как будто не поднималась на второй этаж старого дома, а спускалась в темный колодец собственной памяти. Рассохшиеся ступени скрипели под ногами, и этот скрип, казалось, пробуждал в душе новые воспоминания.
Тогда все было гораздо больше — и дом, и комната, и книжный шкаф, и окружающие люди, и… кукла — удивительная кукла с нежным фарфоровым личиком, в чудесном длинном платье из старинных розоватых кружев. В памяти всплыло забытое слово — брабантские кружева…
Странным образом эта кукла была немного похожа на новую знакомую и однофамилицу Алю Кортневу. Точнее, Аля была немного похожа на старинную куклу — те же грустные голубые глаза, нежное, словно фарфоровое лицо, чуть растрепанные светлые волосы…
«Но при чем здесь какая-то кукла? — одернула себя Алена. — Какое отношение она имеет к дядиному дому? Или… я видела эту куклу здесь? Но я никогда не была в этом доме…»
Тогда откуда же в памяти взялись чулан и лестница с резными перилами? И одна балясина выломана, а вместо нее вставлена обычная планка… Не могла же она видеть эту планку во сне…
По скрипучей, рассохшейся лестнице Алена поднялась на второй этаж. Почему-то она помнила, что нужно непременно перешагнуть третью ступеньку.
На втором этаже находился кабинет Николая Михайловича — старинный письменный стол красного дерева, лампа под зеленым абажуром и снова книги, книги, книги, тяжелые, темные фолианты в
