грибы. У него нашёлся хлеб, потом соус и какие-то огурцы с помидорами, завалявшиеся ещё с первого дня приезда. Один помидор с левого бока уже немного подгнил.
– Я тут останусь, поем как нормальный и правильный турист! – провозгласил папа. Он всегда был упрям, сложно было переубедить.
– А мы, пожалуй, поужинаем как обычные и нормальные люди, – ответила мама.
В столовой было совсем уж безлюдно. То есть сидела всего пара человек, старик-фронтовик у своего граммофона и женщина за раздачей. Играло что-то из незабываемой классики. Крупа была, конечно, не очень вкусная, но зато ещё к столу подавали свежую окрошку. Тут, кстати, можно было бы и задать важный вопрос насчёт картофеля, но Галка промолчала. Она взяла окрошку, чёрный хлеб и компот. Мама же налила себе две чашки крепкого кофе. Глаза у мамы, к слову, были красные и усталые.
– Ещё бы поспала, – сказала она, когда они присели за деревянный стол на веранде. – Что-то на меня так воздух влияет, постоянно хочется спать. И сны такие хорошие, интересные. Не про работу. А то мне последние месяцы только работа и снится. Сегодня, представляешь, сон был, будто я в кроватке детской лежу, свернулась клубочком, и кто-то меня так нежно гладит по волосам. Мама в детстве всегда так делала, когда мне снились кошмары. Хорошо, слов нет.
Скрипнула пластинка, будто с неё резко убрали иглу. Музыка мигом прекратилась. Галка обернулась и увидела, что старик ковыляет на улицу между пустующих столов. Уверенно так ковыляет, с определённой целью. Клюка гулко стучала о пол. В левой руке у него был зажат разноцветный пластиночный конверт.
Галка в страхе вжала голову в плечи, ожидая, что вот сейчас старик подойдёт прямо к ней, остановится возле их стола и скажет что-нибудь… что, например? Про ту страшную фигурку, которую она у него не взяла, про шутки с близнецами, про ещё что-нибудь. Был бы человек, а обвинение для него всегда найдётся.
Но он протопал мимо них, остановился на краю крыльца, вынул пластинку из конверта и швырнул ее в темнеющее небо. Пластинка кувыркнулась в воздухе несколько раз, совсем не грациозно, и плашмя ударилась о бок Юлиного автомобиля. С громким хрустом разломилась надвое, упала и потом разломилась ещё. Теперь лежала в грязи у грязного же колеса, в виде маленьких кусочков, и Галка подумала, что это действительно очень печальное зрелище. Была музыка, вон там, в тех чёрных полосочках, извлекаемая иглой, средневековая какая-то магия и необыкновенность на самом деле. И всё – разломалось в один момент. Хрупкая магия оказалась беззащитной в руках старика.
– Зачем вы это сделали? – не удержалась она от вопроса. – Пластинка-то в чём виновата?
Старик повернулся к ней. Глаза у него были тоже красные, как у мамы.
– А, девочка из Питера. Я думал, вы уже тоже отсюда уехали. Не знаю, милая. Конкретно про эту пластинку ничего не знаю. Мне другая нужна. С другой мелодией. Которую я уже целую неделю ищу…
– Вы лучше не кидайте их, – посоветовала ему мама. – Дети ведь могут пораниться осколками. Они босиком бегают иногда.
– Детей здесь давно нет. В шестьдесят втором последнего увезли. Борька. Или Петька, не помню уже точно. У его родителей была лошадь и две хороших коровы. Ценное хозяйство. А они в ночь собрали пожитки, оседлали лошадь и ускакали отсюда подальше. Коров оставили. Всё оставили, как и другие.
Старик оборвал непонятную речь и побрёл обратно к старому граммофону. Галка лишь пожала плечами.
– Он странный.
– Потому что старый, – сказала ей мама. – Увы, старость иногда затуманивает ум. Кажется, что вот только что ты наизусть читал Бродского и Пастернака, а вот уже даже не можешь вспомнить, какой сейчас день недели.
– Вообще, мне кажется, что у него там какой-то мир в голове, у старика. Он постоянно о чём-то своем говорит, из давнего прошлого.
– Многие из взрослых живут прошлым.
– Мам, ты зануда.
– А я тебя и рожала именно для того, чтобы потом кому-то говорить умные и полезные мысли. Потому что твой папа устал уже один их слушать. Куда мне их девать? Только передавать по наследству.
– Я тоже уже устала, между прочим. – Галка показала маме язык, но не зло, а так, развлекаясь.
У крыльца показались Марк и Добрыня, без родителей. Увидев Галку и её маму, они напустили на себя серьёзность и оба вежливо поздоровались. Мама тоже поздоровалась вежливо, хотя Галка увидела в её глазах небольшие искорки смеха.
– До сих пор так и не спите? – уже по привычке спросила Галка.
– Не спим, – подтвердил Добрыня. Как оказалось, это он тогда затачивал палку. Держал её сейчас в руке, острым концом вверх.
– И даже неохота, – добавил Марк, но было видно, что им обоим ещё как охота спать. – Видали Клим Палыча? Чудит по полной. Мы думаем, что это часть его очередного представления.
– Какого?
– Ну, для антуража. Чтобы туристы побольше о его лагере говорили, отзывы интересные ставили. Классный антураж, мистический.
– Тут ещё только что старик пластинками кидался, – сказала Галка. – Вон, осколки возле машины валяются.
Старик, к слову, поставил уже новую пластинку и раскрутил ручку. По первому этажу поплыла тихая мелодия – клавиши, саксофон и что-то струнное. Убаюкивала потрескиванием.
– Я же говорю, антураж. – Марк почесал шрам между бровями. – Какой-то продуманный и живой спектакль. И эта сумасшедшая скульпторша в нем замешана, я уверен. Может быть, она его родственница. Живёт и привлекает сюда гостей. Бизнес.
– Не нужно наговаривать на людей просто так, – сказала ему мама. Она допивала вторую чашку кофе. – Если у людей что-то не в порядке с головой, то им нужно всегда помогать, а не придумывать всякое.
Марк вдруг насупился.
– Я другое имел в виду. И вообще, сумасшествие – это не выдумка. У них вся семейка…
– Мам!
– Помню, помню, я у тебя зануда. – Мама быстро допила кофе. – Обсуждайте без меня, а я двину к папе, грибы жареные кушать. Он же старался, значит, ждёт меня.
Она удалилась по дороге, а Галка осталась с близнецами, хотя, в общем-то, тоже была не прочь отправиться прямо сейчас к папе, попробовать жареные грибы. Но близнецы уже притащили тарелки с едой к ней за стол и уселись как бы по-дружески, то есть теперь ей нельзя было просто так встать и уйти.
– Смотрите, – мотнул головой Добрыня, поедающий окрошку.
Старик опять снял пластинку с граммофона и понёс к выходу.
– Сейчас швырнет.
Точно. Швырнул. Пластинка упала и раскололось возле первой. Старик зашаркал обратно.
– Говорит, что он не может найти нужную ему мелодию, – сказала Галка. –
