это самое отвратительное: не помнить, не знать наверняка, но заранее трястись от страха.
Вдруг я уже беременна от Камаля? А если нет, то очень-очень скоро забеременею от Аслана.
Он так рьяно взялся за дело, так опытно пытался соблазнить меня, что в его умении и способности зачать младенца не возникает никаких сомнений!
Или-или…
Но для меня такого расклада просто не существует.
Итог будет один: в отведенный срок или намного позднее Умар явится за обещанным ему наследником и отберет его.
Значит, выход только один: дождаться женских дней. Если они наступят, значит, с Камалем ничего не вышло! Молю, чтобы так и было.
Пусть произойдет именно так, тогда я не должна подпускать к себе Аслана. Никакого супружеского долга в моем исполнении он не получит!
Пусть Аслан и дальше шлюхами пользуется, как прихвастнул перед дядюшкой. Пусть развлекается с шалавами, думаю неожиданно зло, вспыхнув!
Я не стану рожать малыша только для того, чтобы отдать его Умару. Все равно, что загубить его жизнь на корню…
Не позволю этому случиться.
Едва я прихожу к таким выводам, на меня опускается какая-то теплая волна, чуть-чуть отступает гнет обстоятельств и неизвестности.
Я снова обретаю возможность видеть и слышать.
Первое, что я слышу, как мелкие камушки скатываются по дороге от торопливых и слишком частых шагов. Слишком легкие и какие-то неправильные шаги!
- Лея, где ты там? - слышится голос Аслана. - Полюбуйся!
Он хватает меня за плечо и вытягивает из-за камня. Я ошарашенно смотрю на маленького белого козленка, остановившегося рядом с нами.
- Козленок? - спрашиваю с удивлением.
- Козленок, - подтверждает Аслан и вдруг закатывается низким смехом. - Ты удрала от козленка! Видела бы ты себя.
У него приятный, рокочущий смех, от которого в груди возникает чувство щекотки.
Но гораздо больше во мне внезапно вспыхнувшей обиды: ему смешно!
Аслан насмехается над моими страхами! Может быть, он совсем сумасшедший и за отшельническую жизнь в глуши растерял возможность бояться? Но я не такая…
Во мне все инстинкты вопят о необходимости прятаться в потенциальный момент опасности.
Аслан хохочет, вальяжно расположившись на камне, я отворачиваюсь и снимаю дурацкие калоши, чтобы поправить сползшие носки.
Глотаю глупые слезы обиды. Они все равно стекают к кончику носа, щекоча его. Осторожно вытираю капли рукавом, чтобы не издавать лишних звуков.
У меня есть занятия поважнее, чем делить с Асланом его глупое веселье.
- Ты не рада нашему гостю?
Вопрос снова адресован мне.
Нельзя игнорировать. Невежливо.
Я вдыхаю как можно глубже и запираю звуки беззвучных слез внутри, чтобы случайно не вырвались. Чтобы ничего не вырвалось.
Замыкаюсь в себе, понимая, что ночные поцелуи были ошибкой.
Больше не повторится.
У Аслана свои интересы, а у меня - свои. Я сама по себе, для меня ничего не изменилось.
Я еще в пределах досягаемости Умара Джафарова, а у него очень длинные руки.
- Лея? Чего ты там возишься?
Лишь бы муж не подошел смотреть!
- Я поправляю обувь. Нашему гостю я не рада. Он меня напугал. И я не понимаю, почему он за нами побежал.
Вроде бы нормально ответила. Ничего такого… Не нагрубила? Нет, кажется, не нагрубила.
Однако Аслан все равно поднимается и застывает надо мной.
- В чем дело?
- Калоши сползли.
Аслан присаживается и проверяет: перед отправлением я примотала калоши к ноге веревкой, чтобы они не спадали с ног.
- Плохо завязала, давай поправлю.
«Не стоит!» - воплю мысленно.
Но дергаться глупо. Осторожно замираю, глядя, как Аслан развязывает узел и стягивает носок, касаясь светлой кожи.
- Сорванный мозоль болит?
- Все хорошо.
- Значит болит.
Пальцы Аслана контрастируют с моей кожей. Он осторожно касается моей стопы, проводит по внутренней стороны и зачем-то касается пальчиков, словно гладит.
- Расслабься, все хорошо. Недалеко осталось.
Я осмеливаюсь поднять взгляд и посмотреть на его темноволосую макушку, склоненную над моей ногой. Заметив, как он поднимает голову, быстро начинаю смотреть в другую сторону.
- Ничего не вижу. Никакого дома.
- Мы идем к машине. Недалеко осталось, - заверяет меня Аслан. - На машине доедем до аула.
Он быстро возвращает носок на место и закрепляет калошу на место, приматывает и делает бантик из концов.
- Вот, красота же!
Последнее, что меня интересует, это какие-то бантики.
- Очень красиво, - отвечаю сухо.
Муж вроде собирается уйти, но потом резко меняет свои намерения. Его пальцы обхватывают мой подбородок и цепляют его, поднимая кверху.
Словно во сне, скуластое лицо мужа надвигается на мое, темные глаза наполнены смесью жгучих эмоций. Он словно хочет меня поцеловать, и глупое сердце екает. Приходится сдерживать его изо всех сил, чтобы не туманило мои мысли. Но как бы я его ни держала, оно все равно ускоряется и мечется-мечется в грудной клетке.
Глава 12
Лея
Губы Аслана касаются моей кожи, он притрагивается к моей щеке осторожно.
- В чем дело? - выдыхает на ухо. - Что тебя тревожит? Мы идем в безопасное место. Там будут все условия для нормальной жизни. Выдыхай…
Горячая ладонь Аслана опускается на мое плечо и скользит по спине на талию. Он прижимает меня к себе, и я поддаюсь его зову, но все же не хочу, чтобы он придавливал меня к камню и брал так. Почему-то кажется, что ему не терпится продолжить начатое, пусть даже на природе. Его мощный торс прижимается к моему телу, и я с трудом дышу: дрожь приятного узнавания оплетает тело.
- Скажешь, о чем думаешь?
Я прикрываю глаза. Ладонь Аслана гладит меня по талии, перебирается ниже, на бедра и ягодицы. Его дыхание становится более шумным и частым, мне в промежность упирается бугор… Он хочет меня, что ли?! Как он может хотеть меня в этом дурацком комбинезоне?
- Я… Я не могу сказать, - выдавливаю из себя.
- Можешь. Я твой супруг.
- О таком супругу лучше не знать.
- Не томи.
Губы Аслана перемещаются уже по моей шее, целуя.
Внутри меня щемящий душу восторг от его горячих поцелуев смешивается с ужасом: насколько сильно мне это нравится. Хочется поддаться ему. Нет-нет, я не должна поддаваться! Нельзя…
Что же делать?
Как избежать контакта с заведенным мужчиной?!
И, самое главное, как при этом не сожалеть, если все прекратится?
Аслан же не останавливается, ласкает мою шею губами, поднимается выше, покусывая подбородок, чиркает по моим губам своими и снова спускается ниже. Боже,
