Свами нахмурил брови и погрузился в глубокую медитацию; затем, с закрытыми глазами, он протянул обе руки к креслу, – через мгновение оно поднялось вверх и, слегка развернувшись, повисло в воздухе на высоте около пяти локтей. Самади вскрикнул от ужаса и велел садху вернуть кресло обратно. Переведя дух, Самади стал приказывать Свами поднять то одну, то другую вещь из тех, что стояли в зале, – Свами исполнил все это и даже доставил по воздуху плоды из дворцового сада.
Свами окончательно избавился от подозрений, когда попросил Свами пересказать содержание двух записок, которые царица Кумари хотела передать Ашоке сегодня утром: Свами пересказал их слово в слово. Это записки никто не мог видеть, потому что царица писала их в присутствии одного Самади, а после, передумав, сожгла при нем же.
– Ладно, начинай, – сказал Самади. – Но помни, если кто-нибудь узнает об этих заклинаниях, я не дам за твою жизнь ломаного гроша.
– Я не дал бы ломаного гроша ни за чью жизнь, ибо этот товар в один миг может исчезнуть, – бесстрастно возразил Свами.
– Ты меня понял, – с угрозой повторил Самади. – А теперь приступай.
Свами начертил на полу чакру, магический круг, и покрыл его треугольниками, шестиконечными звездами и вставленными друг в друга квадратами со священным слогом «Ом» в середине. Это были янтры – ловушки для тех земных и потусторонних сил, которые Свами привлекал для обряда. По сторонам магического круга Свами поставил семь зеркал из гладкой бронзы и светильники возле них; около зеркал положил восковые фигурки в короне, потом достал семь иголок и завернул каждую в черный шелк.
– Дворец царя и проклятие царю, – сказал он. – Повторяй за мной, принц. Да будет проклят, живущий здесь, – Свами воткнул первую иглу.
– Да будет проклят живущий здесь, – повторил Самади.
– Да будет проклят враг мой, – воткнул Свами вторую иглу.
– Да будет проклят враг мой, – повторил Самади.
– Да будет наказан живущий здесь враг, – Свами воткнул третью иглу.
– Да будет наказан живущий здесь враг, – повторил Самади.
– Как эта острая игла, так острая стрела духа зла направлена моей рукой, – говорил Свами, вонзая в фигурки иглы. – Как этот воск липнет к железу, так мои слова и духа зла липнут к этой игле.
Самади повторял за ним.
– Быть тебе ничейным, никчемным и ничтожным. Счастье твое себе забираю, а тебя ни с чем оставляю, – Свами воткнул оставшиеся иглы.
– Счастье твое себе забираю, а тебя ни с чем оставляю, – повторил Самади.
Свами обратился лицом на юг, по направлению к царству мертвых, и взял в левую руку жезл с семью кольцами. Сотрясая им, Свами стал произносить какие-то непонятные слова, повторяя их снова и снова. Он выкрикивал их все громче и громче, так что в голове Самади они сложились в странную мелодию. Ему показалось, что и стены, и потолок, и пол, и воздух в зале, и звездное небо за окном колеблются и раскачиваются под звуки заклинаний колдуна; Самади провел рукой по лицу, отгоняя наваждение, и увидел, как Свами подносит ему чашу.
– Выпей, принц, – сказал он. – Это напиток Сома, напиток Луны.
– Вперед выпей ты, – Самади подозрительно посмотрел на колдуна.
В глазах Свами мелькнула усмешка, он отпил из чаши и протянул напиток принцу. Самади выпил, вкус был терпкий и острый; голова у принца пошла кругом, он ощутил необыкновенный прилив энергии в теле, еще миг, и он полетел бы.
– Теперь мы узрим будущее, – услышал Самади слова колдуна.
Зал исчез, Самади увидел землю с высоты. На ней стоял царский дворец и Самади устремился к нему. Дворец приблизился, вырос в размерах, крыша его вдруг пропала, и Самади заметил человека, сидящего на троне. Человек увеличился, и Самади узнал себя.
– Так я царь! – воскликнул он. Дворец затрясся, закружился, все его линии искривились и спутались в огромный пестрый клубок, который провалился в непроницаемую тяжелую мглу.
– Ах! – закричал Самади и со стоном упал на землю.
– Дальнейшее тебе ни к чему, – раздался голос садху. – Придет время, все узнаешь. А теперь спи, – скоро тебя позовут.
…Сколько он проспал, Самади не смог бы сказать. Его разбудил голос рабыни:
– Мой господин! Мой господин! Великая царица просит вас прийти к ней!
Самади открыл глаза: он лежал одетый, в своей спальне; его голова была ясной, только кружилась немного.
– Иду, – ответил он, поднимаясь с кровати.
В покоях царицы его ждали сама она и великий визирь.
– Слава и удача тебе, принц! – Мукеш низко склонился перед принцем.
– Зачем ты пришел так поздно? – спросил Самади. – Уже ночь: я слышал, как заступила ночная стража.
– Выслушай его, он будто прочел наши мысли, – сказала Кумари. – То, о чем я собиралась говорить с царем, то, о чем я хотела написать ему, уже сказано визирем.
– Неужели? – Самади бросил на Мукеша недоверчивый взгляд. – Так о чем ты говорил с царем?
– Содержание нашей беседы вряд ли заинтересует царевича, – скучные дела, – важна сущность того, о чем мы говорили, – ответил Мукеш. – Царь по-прежнему полон решимости сломать здание государства. Он отвергает наши законы и обычаи и хочет ввести новые.
– Что значит «новые»? – спросил Самади.
– Я неправильно выразился, да простит меня царевич, – Мукеш приложил руку к груди. – Новых законов не будет вообще: все что происходит в стране, от верха до низа, от края до края, должно подчиняться дхарме и только дхарме.
– Царь сошел с ума! – воскликнул Самади. – А как же войско, стражники, суды, тюрьмы, чиновники?
– Царь считает, что скоро можно будет обойтись без них, – сказала Кумари.
Самади издал какой-то булькающий звук:
– Безумец! Тогда и царь будет не нужен!
– И визирь тоже не понадобится, – Кумари с лукавой усмешкой взглянула на Мукеша.
– Такого не будет никогда, – твердо произнес он. – Наш царь забыл о настоящей жизни. Государство в том или ином виде существует с тех пор, как боги создали людей: даже у диких племен, живущих в джунглях, есть подобие государства – власть одних над другими, а также порядки, которые должно соблюдать; есть и наказание за нарушение этих порядков и за покушение на власть. Без этого человек превращается в опасное животное, которое в любой момент способно причинить вред окружающим или самому себе.
Мудрец сказал: «Государство – не что иное, как намордник для усмирения плотоядного животного, называющегося человеком, для придания ему отчасти травоядного характера». Другой мудрец учит нас: «Государство существует не для того, чтобы превращать земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад».
Очевидно, что все усилия, все методы и средства государства являются необходимыми, удерживающими людей в рамках, в
