министра обороны были предельно просты: вести войну до победного конца!
…Черчилль грузно шевельнулся, поудобнее устраиваясь в глубоком кресле, неторопливо отхлебнул виски из объемистого стакана, сверкнувшего голубоватой хрустальной искрой, сердито пыхнул своей знаменитой «гаваной» и, устало смежив припухшие веки, спросил вроде бы и в пространство, но начальник военно-морской разведки точно знал, что вопрос адресован именно ему:
– Адмирал, что там слышно от вашего Скотта? Вот адмирал Паунд докладывает мне, что немцы обвели нашу славную разведку вокруг пальца, так? Разведка и все службы слежения, перехвата и наведения сработали «блестяще» – навели наши корабли и самолеты на дутый пузырь, который долго водил вас за нос, а потом всплыл, лопнул и обрызгал всех вас немецким дерьмом! Сокрушительная победа в труднейшем сражении…
– Майор Скотт курировал операцию по захвату предполагаемой японской подлодки со стороны контрразведки МI-5… Военно-морская разведка в свою очередь…
– Глубокоуважаемый сэр, мне, если честно, глубоко наплевать на ваши межведомственные согласования и прочий «волейбол»! Мне не интересно, кто и как это сделает, мне нужен результат! И результат должен выглядеть так: японская субмарина смирненько стоит в нашем доке, на нашей базе, желательно невредимая, но если даже ее и утопят, то и черт с ней – мне нужен груз! Вы хорошо меня слышите? Груз!! Где подлодка сейчас?
– После истории с «Сюркуфом» мы ее потеряли, сэр, – стараясь придать голосу побольше уверенности и оптимизма, ответил адмирал Дадли Паунд, первый морской лорд, что соответствовало русскому начальнику Главного военно-морского штаба. Несмотря на все усилия, и с уверенностью, и с оптимизмом получалось неважно. – Но это решительно ничего не значит! Путь у них один и рано или поздно мы ее все равно перехватим и задачу, поставленную вами, сэр, выполним!
– Где? Где вы ее «перехватите»?! – премьер-министр и министр обороны вновь решительно атаковал стакан с виски, неодобрительно покосился на обнажившееся донышко, брюзгливо почмокал губами, оживляя едва тлевшую сигару, и выпустил нежно-голубое облачко ароматного дыма. – Мы отменили бомбардировку Рюгена – кстати, ведь едва успели предупредить этих балбесов из дальней авиации… С базы груз взять было, конечно, нереально. Вы заверили меня, что в открытом море все будет просто. Субмарина ушла в открытое море, и что? Вы поймали «Сюркуф»! Просто?! «Сэр, вы не успеете выкурить парочку сигар, а лодка уже будет у нас в руках!» И пусть после этого еще кто-нибудь посмеет при мне посмеяться над «типично русскими разгильдяйством, бестолковостью и безалаберностью»… Вы, господа, хотя бы представляете себе, какие последствия могут быть для русских, если немцы и японцы приведут свой дьявольский план в исполнение?! Это будет мертвая земля на тысячи миль вокруг!! Сегодня немецкий уран – это «грязнейшее» оружие и оно в руках этих мерзавцев! Мне плевать на русских, господа… Но поймите вы наконец, что этот груз, этот уран нужен Британии! Это сырье для производства оружия – самого страшного и совершенного, и оно должно принадлежать нам! Завтра миром будет править тот, у кого в руках окажется атомная бомба… И я не могу допустить, чтобы она оказалась в руках немцев, японцев, Советов, или у этих веселых недоумков янки!.. У наших ученых есть кое-какие наработки в этой области… Резерфорд и его шайка что-то там пытаются «сварить». Но кашу без крупы не сваришь… Господа, мне нужен этот уран!
– Сэр, у нас есть запасной план, – негромко заявил начальник военно-морской разведки. – Еще далеко не все возможности исчерпаны…
– Мы можем вычислить и перехватить «японку» и в других местах, – важно кивнул адмирал Паунд, про которого весь британский флот знал, что он самый обыкновенный «трус и лентяй», в кресле своем держится только стараниями его старого друга Уинни Черчилля, а главным жизненным правилом адмирала было: «Как бы чего не вышло…» За это-то правило моряки и прозвали сэра Паунда – «Не делай этого, Дадли!». Но Дадли все-таки кое-что «делал» и одним из «подвигов» адмирала стал приказ об отходе кораблей охраны ленд-лизовского каравана PQ-17 летом сорок второго… Немцы практически безнаказанно расстреляли и отправили на дно две трети беззащитных сухогрузов и танкеров, и до Мурманска добрались лишь одиннадцать кораблей-счастливцев. Сэр Уинстон Черчилль прекрасно знал о «проделке» своего друга Дадли, но, вопреки надеждам самих же английских моряков, и не подумал «вздернуть мерзавца на рею», а всячески прикрывал «великого флотоводца». «Ларчик просто открывался»: Черчилль сам сознательно отдал конвой на растерзание волкам из Кригсмарине, чтобы «доказать Сталину», что северные конвои с ленд-лизом проводить «невозможно»! Очень уж не хотелось господину Черчиллю помогать Советам… А значительно позднее, уже после войны, сэр Уинстон с помощью обычного вранья скрыл подробности этой подлости такой дымовой завесой, что и историки, и даже уцелевшие очевидцы трагедии только руками развели…
– Где? – приподнял бровь премьер-министр и пренебрежительно фыркнул. – В японских территориальных водах? Там нас давно заждались гостеприимные хозяева с бутылкой сакэ в одной руке и самурайским мечом в другой… Да там японских крейсеров больше, чем селедки в норвежских водах! Не смешите меня, Дадли…
«Мне без малого семьдесят лет, я давно уже усталый старик… мне бы сейчас сидеть у жаркого уютного камина в нашем семейном гнездышке, сладко подремывать под теплым пледом и потягивать виски… или тот замечательный армянский коньяк, что присылает мне дядюшка Джо… – на минуту-другую для сэра Уинстона исчезли все звуки вокруг и перед глазами мелькнула зеленая лужайка перед дворцом герцогов Мальборо, залитая июльским солнцем, и маленький мальчик в белом костюмчике, степенно прогуливающийся по дорожкам огромного парка под присмотром няни. – Какой очаровательный бутуз… Сколько же мне тогда было? Года четыре, может пять… Моя милая, добрая няня! Моя миссис Элизабет. Как же ее полностью-то звали… Да, Элизабет Энн Эверест – единственная женщина на свете, которая любила меня по-настоящему… Отец пропадал в своем поганом парламенте, мать была слишком увлечена светской жизнью, а до меня никому и никогда не было никакого дела! Впрочем, для английских семей это вполне обычное явление – там никогда не баловали детей излишней заботой и любовью, всякое сюсюканье считалось неприличным! Бедные ребятишки: чуть подрос – сразу в закрытую школу, для девочек – пансион. Воспитание и порядки похлеще, чем в армейской казарме! “Настоящий джентльмен – это жесткость, ум, сдержанность и спортивный характер!” Папенька отдал меня в Сент-Джордж, где меня пороли чуть ли не каждый божий день! Моя милая миссис Энн пришла в ужас, когда навестила меня
