все это время даже не подходит ко мне. Постоянно находится где-то вдалеке. Общается с незнакомыми мне девушками. Но я держу её в поле зрения на всякий случай. Надо всегда знать, где находится враг.
Гости начинают расходится, когда на сад ложатся сумерки. Ролдэн и его родители, ну и я поневоле, прощаемся с каждым гостем, кивая и улыбаясь ему. В этот момент Ролдэн даже отпускает мою руку. Куда я сейчас сбегу?
Вскоре сад пустеет.
— Что-то я утомился, — произносит отец Ролдэна. — День выдался слишком длинным. Мне нужно прилечь. Хорошего вечера вам. Пошли, Адора.
Он, действительно, выглядит измотанным. Черные круги видны под глазами, да и слегка горбится, хотя у Дайого всегда прекрасная осанка.
Он кивает мне и Ролдэну. Адора тепло целует сына в щеку:
— Отдыхай, дорогой.
Меня же она игнорирует. Но я не расстраиваюсь. Уже начинаю привыкать.
Мы остаемся в саду вдвоем. При других обстоятельствах это было бы очень романтично: остаться с любимым человеком в красивом саду, освещенном изящными кованными фонарями, висящими на цепях на высоких столбах. Вокруг только ночные бабочки, да сверчки. Воздух наполнен ярким запахом цветов. У меня бы голова кружилась бы от такого свидания. Но моя любовь растоптана, а мечты разбиты.
Ролдэн стоит рядом в задумчивости. Я уже думаю о том, что на сегодня для меня всё закончилось и делаю шаг по направлению к замку, но Ролдэн тут же больно сжимает мой локоть пальцами и продолжает конвоировать.
Мы входим в замок и идем по длинному коридору, который освещает свет настенных факелов. Колышущиеся тени на стенах меня пугают, как и звук наших шагов в тишине.
В конце коридора мы спускаемся по каменным ступенькам. Воздух становится спертым и влажным, а свет почти совсем исчезает: расстояние между факелами всё больше увеличивается. У меня душа уходит в пятки: я понимаю, куда мы идем. Я пытаюсь вырвать свою руку из его пальцев, но он даже не замечает моих усилий.
— Я сейчас закричу, — предупреждаю я его, срывающимся голосом.
— Кричи, — равнодушно говорит он. — Тебя здесь всё равно никто не услышит.
Глава 19
Но мне это не важно. Мне надо хоть как-то сопротивляться, выразить свое отчаянье. И я уже набираю в легкие воздуха, но тут же давлюсь им, когда внезапно различаю перед собой решетку камеры.
— Ты не посмеешь! — взвизгиваю я, содрогнувшись от ужаса.
Ролдэн даже не отвечает на мой вопль.
Одной рукой он держит меня, а другой берется за дверь камеры и тянет её на себя: она со зловещим скрипом отворяется. Я бьюсь как пойманная птица, пытаясь освободиться от его железной хватки.
Он грубо вталкивает меня в камеру, и я от его толчка как пушинка лечу прямо в стену, хорошо, что еще успеваю подставить руки, чтобы не разбить лицо. От удара я сползаю по стене и оказываюсь на холодном полу.
— Тебе стоит слушать то, что я говорю! И делать, что я говорю, — он закрывает дверь, а я жалобно всхлипываю, пытаясь разглядеть в темноте крыс:
— Я буду слушать.
Вся моя гордость растворяется в животном страхе.
— Верю, но урок тебе не помешает, — холодно и равнодушно произносит Ролдэн. Ему совершенно нет дела до того, что здесь со мной будет.
Он поворачивает ключ в замке. Я с ужасом вижу, как он разворачивается, чтобы уйти и оставить меня одну в темноте в этом жутком месте. Я вскакиваю на ноги и бросаюсь к решетке.
— Прости, прости, прости, — шепчу я, вцепившись в холодные прутья, в надежде, что он не бросит меня здесь, но только вижу его широкую удаляющуюся спину.
— Когда ты выпустишь меня отсюда? — кричу я и новая волна отчаянья накрывает меня, но ответа, конечно же, нет. Господи, а если я здесь проведу всю свою жизнь?!
У меня кружится голова от ужаса. Я сажусь на колючую солому в углу камеры и обнимаю колени. Меня всю трясет. Я хочу домой, хотя дома у меня теперь нет.
В темнице царит полумрак. Единственный источник света — свеча на подставке, вделанной в стену. На преступниках в замке явно экономят. Воздух здесь сырой и холодный, пробирающий до костей. Он заползает мне под платье, делая прохладный шелк ледяным. Я сразу начинаю скучать по своей теплой комнате в этом замке и накидке.
В углу я замечаю цепи, которыми явно приковывают узников к стене. И у меня все внутри сжимается от ужаса. Как далеко Ролдэн может зайти, если я не покорюсь?
И тут я слышу вдалеке шаги и сразу кидаюсь к двери из металлических прутьев.
— Выпусти меня отсюда, прошу, — кричу я и эхо разносит мой крик по темному коридору.
Кто-то приближается. Юбка шуршит по каменному полу, и я понимаю, что это не Ролдэн.
Конечно же, из темноты выходит Марика. Как же ей не позлорадствовать?
— Ой, как же тебе не повезло, бедняжка, — с притворным сочувствием произносит она, стараясь скрыть усмешку.
Памятуя о сегодняшней драке, она не подходит слишком близко.
— Здесь же полно крыс, клопов и вшей — приятная компания, — продолжает она. — Представляю как будут рады твои новые родственники, если ты будешь ходить как прокаженная с вшами.
Она смеется, а я чуть ли не рыдаю от обиды и страха.
— Ты уже воняешь! — продолжает дальше измываться надо мной Марика. Тут она делает вид, что что-то вспомнила:
— Ну а пока ты тут будешь сидеть в такой прекрасной компании, я пойду в постель к твоему мужу!
Она думает, обидела меня, но моя любовь к Ролдэну уже угасла. Теперь мне хочется только выжить в этом замке и не сломаться.
— Пока, пока, — она весело машет мне рукой и уходит в темноту. И наступает оглушающая тишина. Сейчас я хочу услышать любой голос, даже Марики, лишь бы не оставаться одной в этом подземелье.
Я снова забиваюсь в угол. Мне мерещатся шорохи со всех сторон. Спрятаться от крыс в камере негде, даже отогнать их нечем.
На полу в центре камеры я вижу совсем простую ложку. Видимо, она осталась от предыдущего узника. Я подползаю к ней, а потом вцепляюсь в нее обеими руками, как утопающий цепляется за соломинку. Вернувшись на место, я выставляю её перед собой как меч, и занимаю оборонительную позицию. Мне очень страшно. Сердце бьётся так сильно, что отдается в ушах, руки подрагивают, а пальцы кажутся белыми полосками во мраке.
— Ложка не поможет. Ты с крысами собралась ей воевать? — раздается насмешливый голос позади меня, и я от
