нравственных воззрений.
Но если каждое поколение составляло нераздельную массу братьев и сестер, как бы одно семейство, которое еще долгое время могло жить в одной хозяйственной организации, то организация подобной семьи должна была значительно отличаться от обычной для нас организации семьи. Женщины и мужчины были ее однородными членами, не разделенными какой бы то ни было моногамической связью на группы; основанием к взаимному расчленению послужили ближе всего лишь оборонительная деятельность мужчин и нужда в защите со стороны женщин. Вооруженный копьем мужчина оборонял своей рукой женских членов своего рода. Защищающая сила мужчины, его способность к войне была самой первоначальной, да и позже еще одной из влиятельнейших основ человеческого порядка. Но защита мужчин была немыслима без общего предводительства, право на которое давали лишь опыт и старшинство: старейший из всех мужских членов одного и того же поколения являлся прирожденным защитником всех, а если в живых были еще мужчины более раннего поколения, то защита племени вверялась мудрости старейшего из них. Таким образом защита старейшего члена племени установлена была прежде всего над всеми женщинами племени, а затем и над мужчинами в качестве неограниченной власти на войне и совещательного и посредствующего влияния в мирное время.
Зато на долю женщин выпала забота о продолжении рода. Так как отцы рожденных детей могли оставаться неизвестными, то нисходящий род поколений связывался с женщиной как матерью. Женщины являлись единственными представительницами естественных связей: этому обстоятельству женщины обязаны тем, что их высоко ценили и что они занимали самое выдающееся положение рядом с мужчинами; необыкновенно велики были и правовые следствия этого факта. По матери назывались дети, с нею они были соединены самой тесной связью; около матери группировались первые интересы возникавших тогда семейных отношений; только на матерях зиждились продолжение и целость племени. Этот же факт обусловливал всегда на этой ступени развития повторяющееся явление – воспрещение половых сношений для всех женщин вне их племени, ибо одно лишь сохранение всех женщин внутри племени обеспечивало целость и безопасность естественного нисходящего ряда.
Вышеописанное состояние рисует нам картину той самой первоначальной культуры, какую можно предположить почти у всех, если не у всех народов земного шара, происшедших не путем смешения, с уверенностью же можно предположить ее у индоевропейских народов. Смешение полов, защитительная власть старейшего в племени над женщинами, связанная с властью на войне и естественным значением в мирное время относительно мужчин, наконец нисходящий ряд поколений и строение племени по материнскому праву (Muterrecht) – таковы отличительные черты этой древнейшей организации.
Но могла ли подобная организация рассчитывать на продолжительное существование? Вызванная к жизни самыми естественными требованиями производства и правильного продолжения генераций, организация эта этими же требованиями и была уничтожена в течение последующих поколений. В первом ряде поколений половая связь между братьями и сестрами была необходимостью, естественным последствием которой было смешение полов. Но совсем иное дело было, когда в дальнейших рядах постоянно все более возрастало число женщин одного и того же поколения, бывших, по нашим понятиям о родстве, уже в третьем поколении, как дети различных матерей, только племянницами, в четвертом поколении – внучками, в пятом – правнучками, хотя они еще друг друга называли сестрами: не в природе ли вещей было уничтожить обычай общности полов между кровными братьями и сестрами – обычай, созданный когда-то железной необходимостью? И разве уже одна невозможность соединять столь многочисленные поколения данного племени в одной хозяйственной общине не влекла за собою раздробления на племенные группы? Если же из племени отделялись группы, как особые экономические домохозяйства все еще коммунистического характера, то в основе таковых могло лишь лежать тоже материнское право. Дочери некогда одной матери – иногда, может быть, и многих матерей – составляли теперь сообща общее семейное хозяйство, единую групповую семью. Тогда уже после ряда немногих поколений выработалось воззрение, что сыновьям одной и той же матери – стало быть, единоутробным братьям вышеназванных дочерей – не приличествует больше участвовать в половой общности именно этой групповой семьи: они должны были примкнуть к другой групповой семье. Этим путем устранена была всякая половая связь между кровными братьями и сестрами: запрещением браков между братьями и сестрами впервые и ограничивается существовавшее раньше смешение полов. За этим ограничением последовали скоро и другие. Под страхом наказания запрещено было половое общение между племянниками и племянницами, нередко даже внуками и внучками и даже правнуками. Само собой разумеется, что отдельным групповым семьям тем больше приходилось считаться как с самым фактом естественного родства, так и с сознанием этого факта, чем дальше развивались эти запрещения, тем строже они проводились в жизнь. Дело дошло до того, что сотни групповых семей внутри одного и того же племени в течение определенного поколения оставались рядом друг возле друга, не имея даже возможности доказать свое родство, хотя между ними и сохранилось, по крайней мере в форме легенд, верное представление об общности их происхождения.
Племя, являющееся перед нами подразделенным таким образом на групповые семьи, может служить образцом той формы общественной жизни первобытных народов, которая известна под названием родового строя; остатки подобного строя, много впоследствии измененные, а в конце наполовину исчезнувшие, сохранились еще в исторически известном нам устройстве эллинов и италийцев; а последовательные дальнейшие из него образования послужили еще в Средние века фундаментом для государственного устройства кельтских народов.
В то же доисторическое время, когда чистый тип этого родового строя присущ был почти всем индоевропейским народам, он, вероятно, был такого рода: первоначальный род преобразовался в племя, а в тех случаях, когда матери многих групповых семей были образовательным племенным элементом, он разветвлялся на племена.
Во главе каждого племени стоял старейший, соответствовавший защитнику первоначального рода во время оно, поскольку вообще еще существовала во главе единичная личная власть для войны и мира. Само племя распалось на роды, на групповые семьи по материнскому праву, основанные на ряде поколений всех женщин одной и той же семьи без исключения. Правда, при этом (сначала внутри самой групповой семьи, а позже, когда последняя все более и более подразделялась на новые меньшие группы, то и внутри этих групп) царило смешение полов, то связи между кровными братьями и сестрами, племянниками и племянницами, а при некоторых обстоятельствах – и между более дальними степенями соответствующих поколений были воспрещены.
Во главе родов отдельных групповых семей внутри племени стоял иногда старейший их член, как некогда во главе первоначального рода. Старейший этот был защитником женщин, предводителем мужских сородичей на войне и советником и главой – в мирное время. Кроме этих полномочий, на него
