Надо употреблять осторожно, ибо арманьяк крепок и очень коварен.
М-да… Арманьяк. В Гаскони же нахожусь, на родине этого славного напитка. Пивал, пивал… до сих пор дома в баре непочатая бутылка «Le Bas-Armagnac» стоит. Стоит… стояла… и не у меня уже точно… Людка квартиру к рукам приберет. Да и бог с ней. Уже не имеет никакого значения. У меня сейчас… гипотетически, конечно, парочка замков есть.
Взял стаканчик и осторожно попробовал… Тьфу ты… а я-то думал, что божий нектар сейчас вкушу. До настоящего арманьяка этому пойлу — как до Пекина в известной позиции. Грубый вкус… Нет, сходство с потомком прослеживается, но не то… Явно не то. Нет благородства. Видимо, с веками его производство отладили и отшлифовали, а пока… пока и так сойдет. Во всяком случае, пить можно… хотя бы в качестве антисептика.
М-да… разочарование…
— Ты где его нарыл?
— Ну так… из воза жидовского забрал… — Тук смутился. — Неча поганить благородные напитки нечистыми руками.
— Я тебе разрешал их грабить? — поинтересовался я.
Не-э-э… разброд и шатания надо пресекать в самом зародыше. Ты смотри… какая средневековая непосредственность.
— Нет, ваша милость… — Тук скорчил виноватую рожу.
— Ну и ладно… — решил вдруг смиловаться.
Все-таки парень для меня старался… да и не обеднеет от этого ювелир.
— В следующий раз спрашивай, что можно, а чего нельзя. Понял?
— Понял… — повеселел шотландец. — Тут это… Ваша милость… не мешало бы провианта добыть. Еды уже совсем мало, да и зерна для лошадок приобрести не мешает. Особенно для вашего жеребца, ему травки мало.
— И что ты предлагаешь? — Я отправил в рот последний кусок сыра.
А за ним пойдет ветчина с хлебом — и все… больше еды нет. В магазин сходить надо… тьфу ты, черт… ага, в супермаркет. Придурок! Неожиданно для себя разозлился… да и шоссы эти постоянно сползают… Дурацкая средневековая мода. Изловлю первого попавшегося портняжку и совершу прорыв в порточном деле, научу его шить нормальные штанцы.
— Надо к постоялому двору выдвигаться, там все и купим, — пояснил Тук. — Он обязательно должен стоять на этой дороге. По ней же паломники постоянно ходят… Эх, если бы вы знали, какие паштеты тут делают…
— Тук, ты осел. Это моя земля, и я знаю, что здесь делают, а чего — нет!.. — заорал я, пытаясь отвязать гульфик.
Приспичило, как назло, в кустики сходить, а шнурки… да что же это такое…
— Ой… Ваша милость… Я запамятовал… — Шотландец побледнел, понимая, какой упорол косяк.
— Фу-у-у… — Наконец справился с завязками и уже из кустов свирепо, совсем по-петровски, у Толстого же читал… рявкнул: — Смел ты стал, собака, смотри: три шкуры спущу, сволочь! Собирайся, поедем к чертову постоялому двору. И только попробуй сейчас что-нибудь вякнуть, скотина!
Из кустов вышел уже немного подобревшим. Это был не я… Я довольно милый, добрый и толерантный человек: так мне, по крайней мере, все в глаза говорили, а того, что за спиной вякали, я из принципа не замечал. Это во мне бастард шалит, и Средневековье отпечаток накладывает… Да, хорошо сказал. Именно Средневековье.
Тук моментально все собрал, и мы двинулись дальше по направлению к Лектуру.
Дорога была совершенно пустынной, только разок мимо протопали босыми пятками четыре мужика в белых балахонах с нашитыми на них раковинами, похожими на эмблему «Шелл». Паломники… кто еще так изгаляться будет. Спасения ищут. М-да… Просящий да обрящет… Кто ищет, тот всегда найдет. В том числе и неприятности на свою голову. Вот как я, например.
С правой стороны началась довольно высокая протяженная возвышенность, на склонах которой рос виноград, а дальше пошли грушевые и яблочные сады. Культурненько так. Все ухоженное.
— Тук, ты что молчишь? Рассказывай. — Мне надоело ехать молча.
— Что рассказывать-то, ваша милость? — буркнул шотландец, все еще дуясь на мою немотивированную агрессию в его сторону.
Это если в духе двадцать первого века сказать, а по меркам окружающей эпохи по-другому будет звучать. Как бы правильнее сформулировать… ага… дуясь на мое справедливое желание проявить право господина на наказание своего слуги. Да, именно так.
— Какие у вас девки в Шотландии? Дают?
— Ну, какие дают, а за каких и голову могут срубить, — оживился Тук. — Эх, девок бы…
— Это да… — согласился я, прислушавшись к своему организму.
— А вот вы знаете, ваша милость, какой у нас национальный символ?
— Чего? Чертополох, кажется… или юбки ваши?
— Не юбки, а килты, ваша милость. Попробуйте по горам в шоссах побегать, враз «юбку» оденете. Да, чертополох. А знаете почему?
— А хрен вас, шотландцев, поймет. Напихали полный зад колючек врагам в древности или вам напихали?
— Не-э-э… — хохотнул шотландец. — Как-то спустились шотландцы с гор встретить людей еловых лесов на побережье, но пока добирались, устали, да и пива перебрали. Решили стать на ночлег, а с утра уже разобраться с врагами. Но ночью враги, сняв обувь, решили тихо подкрасться, и один из них наступил на чертополох. Завопил. Предки проснулись и наваляли незваным гостям по первое число. С тех пор у нас чертополох называют «the Guardian».
— Кто такие люди еловых лесов?
— Северяне. Даны. Предки с ними не ладили… Ваша милость, стойте… — Тук пришпорил свою лошадь и выскочил вперед, прикрывая меня. — Там кто-то есть…
За поворотом стояло несколько телег, валялись трупы лошадей и людей.
А еще — несколько воинов сноровисто обыскивали мертвецов и имущество. Это были не разбойники, а вполне строевые солдаты, и их было много, человек двадцать. Рядом с ними расположились несколько всадников, в грабеже они участия не принимали, только что-то повелительно покрикивали.
— Это вольные лучники руа франков, — встревоженно сообщил Тук, — они нас уже заметили. Попробуем скрыться?
— Не суетись… Едем, как ехали, и помалкивай. — Я направил жеребца в сторону всадников.
А что мне еще оставалось
