в своей критике Четверного союза, Каподистрия далее утверждал, что эксклюзивный союз содержал в себе элементы распада и раздора. Критически важным оставался вопрос о том, как предотвратить возвращение к отдельным союзам, политическому эгоизму, революции, военному деспотизму и праву сильнейшего. Каподистрия рассматривал Четверной союз и Всеобщий союз как отдельные системы или политики. Он недооценил степень, в которой они функционировали как взаимодополняющие компоненты в многосторонней европейской системе под надзором Четверного союза и были нацелены прежде всего на сохранение единства и мира[113]. Для Каподистрии в меньшей степени, чем для императора Александра, Всеобщий союз предоставлял прекрасную возможность для улучшения европейской системы. Согласно докладу министра иностранных дел, миру угрожали две тенденции: 1) стремление народов или их лидеров (meneurs) установить новые отношения между странами и государями путем революции снизу и 2) желание правительств воспроизводить или поддерживать старую политику, т. е. произвол в сфере внутреннего управления и отдельные союзы в области международных отношений. Так как революция повлияла на каждую европейскую страну, Всеобщий союз на основании Акта от 14 (26) сентября, который критики иронично называли священным союзом монархов против народов, обязывал бы все европейские государства сохранять существование своих союзников на равных основаниях. Только такая форма союза, заключал Каподистрия, могла противостоять революционным амбициям. Всеобщий союз был бы направлен не против прогресса общественных институтов, но против нововведений, достигнутых насилием. Принесшая мир Европе система существовала в Венских и Парижских соглашениях и в Акте от 14 (26) сентября. Таким образом, не было никакой необходимости в создании новых политических союзов. Заключенные договоры уже охватывали все интересы европейской семьи, а Всеобщий союз уже существовал в Акте от 14 (26) сентября.
Зачем нужно было новое соглашение, если заключенные договоры уже представляли собой Всеобщий союз? Пытаясь убедить союзников, что официальная коллективная гарантия, или Всеобщий союз, не изменили бы здание мира, возведенное с таким трудом в 1814–1815 годы, российское правительство многократно опровергало доводы о заключении другого положительного соглашения. Что подразумевалось под принятием решений на основе Всеобщего союза и кто именно должен был принимать эти решения? Достигнутые в Вене, Париже и где-либо еще соглашения не были сформулированы всеми участвующими или затронутыми сторонами. Раз за разом четыре великие державы принимали решения между собой, проводя консультации с заинтересованными сторонами и приглашая затем другие государства присоединиться к соглашению. Можно было понять, почему Каподистрия предпочитал Всеобщий союз Четверному, но с сегодняшней точки зрения в его анализе сложно не заметить призывы греческого патриота, говорящего от имени малых народов Европы[114]. Позиция императора Александра по вопросу союза казалась менее последовательной, чем позиция его советника, хотя историки и видят в предложениях России поддержку Союза солидарности (Alliance Solidaire). В то же самое время, когда казалось, что проблемы второстепенных государств пересекались с первоочередными целями европейского мира, русские дипломаты без промедления пользовались привилегией великой державы[115]. Мирный процесс 1814–1815 годов был образцом для такого подхода, и упорное желание России представлять интересы польского народа вопреки обещаниям конституционных отношений демонстрировало это как нельзя лучше.
Император Александр одобрил доклад Каподистрии от 24 июня (6 июля) 1818 года и запросил подготовить меморандум (mémoire) к представлению на Аахенском конгрессе. Меморандум от 12 (24) июля официально так и не увидел свет. Правительству России стало известно о союзной оппозиции официальному договору о Всеобщем союзе. В результате 26 сентября (8 октября) Россия представила измененный «Конфиденциальный мемуар Русского кабинета» виконту Каслри, князю Гарденбергу, князю Меттерниху и герцогу Веллингтону[116]. В течение предыдущих трех лет, как было заявлено в меморандуме, буква и дух заключенных в 1815 году договоров сохранялись. Однако как союзные дворы собирались обеспечивать мир, зависящий от французской реставрации, после окончания военной оккупации? Как бы они защитили Европу от двойной опасности возобновленной революции и торжества права сильнейшего?
По существу, договоры 1815 года решали эти вопросы путем создания нового европейского порядка, сдерживающего революцию и защищавшего все интересы под эгидой справедливости. Союз великих держав (grands Etats) стал общим союзом всех государств Европы. Во Францию вернулось легитимное правительство, укрепленное институтами, объединявшими права правящей династии и права народа. Принципы равенства, дружбы, доверия и гармонии – результат работы великих держав и Божественного провидения – преодолели ошибки прошлого, происходившие из человеческого эгоизма и отдельных или элитарных союзов (combinaisons). При «империи христианской морали и права наций» Европа начала жить в мире и благополучии. В качестве всеобщего объединения европейская система имела под собой правовое основание, заложенное Заключительным актом Венского конгресса и Парижскими договорами. Ее охранительные принципы (principe conservateur) были братским объединением союзных держав, а ее главной целью было гарантировать все признаваемые права. Будучи скорее результатом работы Божественного провидения, нежели какого-либо правительства, эта система выступала за «интересы, наиболее дорогие великой европейской семье и каждому государству в частности». Эта система, запечатленная в людских сердцах и претендующая на вечный статус, обеспечивала благотворные условия для общественного порядка в союзе государств; неприкосновенность личности и имущества, обеспечивающую законный суверенитет, существующий издревле или признанный действующими трактатами; и наконец, территориальные владения каждой державы. Помещая предложение России в широкий контекст европейской реставрации, меморандум отмечал, что, как и при любых переговорах между союзными правительствами, здесь рассматривались текущие и будущие интересы.
В первую очередь на Аахенском конгрессе необходимо было рассмотреть вопрос военной оккупации Франции, которая, в соответствии с договорами 1815 года, рассматривалась как материальная гарантия европейской системы. Однако для защиты Европейской ассоциации от революции и торжества права сильнейшего требовалась и нравственная сила, бо́льшая чем обновление существующих обязательств и временных материальных мер. Эту силу можно было обнаружить в текущей европейской системе и в союзе, символизирующем сплоченность и неделимость этой системы. Среди составных частей нравственной силы были Четверной союз и Всеобщий союз: первый рассматривался как исходный, а второй – как производный. Четверной союз, согласно Акту от 8 (20) ноября 1815 года, учреждал вооруженную федерацию с целью защиты во Франции легитимной конституционной монархи. С точки зрения миротворцев, видевших в реставрации французской монархии фундамент европейской системы, эта федерация выполняла критически важную функцию. Всеобщий союз, основанный на Заключительном акте Венского конгресса и последовавших Парижских договорах, гарантировал неприкосновенность территориальных владений и легитимного представительства на данных территориях (propriété). Четверной союз великих держав, сформированный успешными присоединениями 1814–1815 годов, на практике превратился во Всеобщий союз. Потерпев неудачу в попытках убедить союзников принять договор о коллективной гарантии, правительство России пыталось теперь укрепить Всеобщий союз, представляя его как что-то уже существующее.
Русские дипломаты ставили вопрос таким образом, что в случае возвращения революции во Франции Европа погрузилась бы в пучину хаоса, и без Всеобщего союза невозможно было бы сгенерировать достаточно усилий и самоотверженности, чтобы ответить на этот кризис. Заявляя о своем полном согласии с союзниками, русский монарх надеялся, что Аахенский конгресс разъяснит истинные отношения между Четверным и Всеобщим союзами. Как только это отношение было бы правильно истолковано, вся Европа приняла бы три основные пункта. Во-первых, единственное предназначение Четверного союза было поддерживать легитимную конституционную монархию во Франции, в соответствии со (вторым) Парижским договором. В этой связи Четверной союз был готов, с моральной и военной сторон, оккупировать Францию, в случае если она нарушит договорные обязательства. Во-вторых, Заключительный акт Венского конгресса и Парижские договоры установили Всеобщий союз между странами-участницами, целью которого была взаимная гарантия территориальных владений, принадлежавших легитимному правительству каждого государства ab antiquo[117]
