на улице люди не отличались терпимостью к просящим милостыню беспризорным. Грязные и оборванные, они вызывали отвращение. Гарри Гринволл в книге, задуманной в 1929 году как «фильм о России», так описывал беспризорных: «…они ходят в лохмотьях; иногда старое рваное пальто с чужого, взрослого плеча — единственная одежда, прикрывающая грязные ноги мальчишки одиннадцати-двенадцати лет. Ноги эти босые или в обмотках из войлока или даже из газет, привязанных к ногам бечевкой»10.
Когда милиции или сотрудникам приюта удавалось уговорить беспризорников помыться, их вели в общественную баню, к неудовольствию тех, кто в это время там мылся. Яркое свидетельство мы находим у бывшего беспризорного по фамилии Воинов: в его беллетризованной автобиографии, вышедшей в Лондоне в 1955 году, рассказывается о такой коллективной помывке под присмотром двух воспитателей. Следует отметить, что это начало 1930-х годов, а не время послереволюционного хаоса, но беспризорные никуда не делись, и жизнь их не изменилась.
Наше внезапное появление в бане вызвало панику среди присутствующих. В предбаннике одни только раздевались, другие, совершенно голые, уже сняли одежду и, вверив ее пожилому банщику, собирались войти в баню. Увидев нас, они, словно ошпаренные, подбежали к стойке, схватили свои вещи и стали поспешно одеваться. Весть о нашествии беспризорных особенно напугала тех, кто уже находился в купальнях; были слышны крики, грохот падающих тазов с водой и шарканье босых ног. Вскоре в раздевалку прибежали встревоженные голые люди, кое-кто был еще в мыле. Протискиваясь через толпу, они совали номерки в руки пожилому банщику, чтобы получить свою одежду как можно скорее.
— Товарищи! Дайте пройти. Я старый больной человек, я страдаю ревматизмом...
— К черту ревматизм!
— Эй, друг, верни мне хотя бы брюки!
— Куда ты суешь этот сверток? Это мое!
— Да не напирайте так! Умереть можно!
— Кому пришло в голову привести этих негодяев в общественную баню? Не лучше ли их в Тереке утопить?
Со всех сторон неслись отчаянные крики напуганных посетителей, опасавшихся за свою одежду. Но как бы они ни спешили, мы были проворнее. Пока одни из нас группировались, чтобы блокировать выходы, другие молниеносно набивали карманы.
Воспитатели, раздавая тычки и грозя палками, в конце концов сумели навести порядок. Последние посетители покидали заведение, проклиная себя за то, что выбрали именно этот день для посещения бани. Те из наших, кто успел что-то схватить, убежали и были уже далеко. Остальные сняли одежду, отдали ее банщику для дезинфекции и вошли в баню, где клубился густой пар. Другой банщик налил нам на ладони немного жидкого мыла; мы тут же размазали его по телу, чтобы не потерять ни капли. В центре стояли каменные лавки, на которых убежавшие купальщики оставили веники и тазы. Поскольку веников и тазов на всех не хватало, мы принялись драться за них, брызгались водой и хлестали вениками друг друга.
В раздевалке на полу было свалено наше продезинфицированное тряпье. Как тут найти свою одежду? Парни покрепче пытались схватить самое лучшее, другие в спешке одевались, выхватывая то, что попадалось под руку. Мне повезло, я нашел свои брюки. А вот пиджак нет: пришлось довольствоваться чужим, таким тесным, что он никак не застегивался, на локтях были дыры; рубашки и вовсе не нашел11.
Не всегда беспризорные вели себя дерзко и навязчиво. Они могли появиться неожиданно, попросить копеечку или немного еды и тут же исчезнуть, получив желаемое либо не получив ничего. Они походили на диких животных, которые опасливо подходят к жилью человека, берут пищу и убегают в свое укрытие. Афроамериканский поэт Лэнгстон Хьюз, посетивший Советский Союз в 1932–1933 годах, неоднократно сталкивался с беспризорными. Вот что ему довелось наблюдать в Ташкенте:
Однажды с балкона, куда я вышел взять дрова для печки, я увидел, как к моей гостинице подошли два беспризорника, маленькие белокожие бродяги в огромных мужских пальто длиной до пят.
— Хлеб, — сказал один из них, показав на свой рот. Я бросил ему хлеб, оставшийся у меня от обеда, и куриное крылышко. После этого каждый день, в течение месяца или больше, эти двое приходили примерно в одно и то же время, стояли на дороге и смотрели на мой балкон, дожидаясь меня. Они никогда не заходили в гостиницу, и, стоило мне бросить им еду, сразу исчезали. Я не знал их имен, но они не были азиатами. Когда они снимали шапки, чтобы положить в них то, что я для них оставил, я видел их взлохмаченные пепельно-русые головы. Они говорили по-русски, во всяком случае, «хлеб» и «спасибо» произносили по-русски12.
Молодая переводчица Хьюза рассказала ему, что ее мать сталкивалась с подобным в начале 1920-х годов. Прошло десять лет, но ситуация не изменилась.
Холодной зимой стайка мальчишек каждый день подходила к окну, чтобы взять хлеб, который старушка клала для них на подоконник. Они никогда не заходили внутрь. Даже не подходили слишком близко к дому, если дверь была открыта, опасаясь быть пойманными. Ночевали они на железнодорожном вокзале. Их одежда напоминала лохмотья. В конце зимы этой добросердечной старушке удалось подружиться с их главарем, подростком четырнадцати лет. Однажды она уговорила его зайти в дом, чтобы согреться и выпить чашку горячего чая. Постепенно эти мальчишки перестали бояться ее. Но однажды утром, весной, когда стало тепло и можно было снова отправляться в дорогу, они зашли попрощаться. Они робко протянули в подарок старушке, которая была так добра к ним, красивую дорожную сумку, которую, по их словам, украли на вокзале у иностранки13. Плевком и укусом
Были беспризорные куда менее робкие. Одним из хорошо зарекомендовавших себя методов попрошайничества был, например, плевок. Вот как описывает это Хьюз:
Некоторые беспризорники хорошо отработали технику, позволяющую им добиваться желаемого от бедолаги-прохожего даже средь бела дня. Одним из их самых известных и устрашающих приемов было «пригрозить плевком», и это, как правило, срабатывало. Бытовало мнение, что все беспризорные больны, а струпья и язвы на их теле не от грязи, это симптомы страшных венерических болезней. Беспризорные знали, что так думают почти все, и беззастенчиво пользовались этим. Мальчишка-беспризорник, одетый в лохмотья, неожиданно возникал перед прохожим на людной улице и хрипло шептал: «Дай пять рублей, или плюну тебе в рожу! У меня гнилая болезнь». Обычно мальчик, виртуозно умеющий плеваться, получал пять рублей14.
Подобный эпизод есть и в упомянутой повести Шишкова. Главный герой — Клоп-Циклоп: так зовут беспризорника, потерявшего один глаз — его выклевал журавль. Он и Амелька отправляются в город на «охоту». Однако сначала Инженер Вошкин, еще один беспризорный,
