Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
Разбиваться директору не пришлось. Последней его надеждой и уж точно непоследним испытателем служил на заводе почти пятидесятилетний беспартийный старший лейтенант Митропольский. А репутация у него была «лучшего, но опального стрелка». Лётчик от Бога, но по разным причинам с не складывавшейся карьерой.
И ведь «поднял» старлей истребитель. Ну и, когда госкомиссия всё подписала, когда все всё отпраздновали и обмыли, стали на испытателя наградные документы оформлять. А раз на Героя, то «с глубоким бурением». И вот только тогда и разобрались, кто он и откуда. А когда разобрались, не только директора завода, первого секретаря обкома и «авиастроительного» министра, но и самого председателя КГБ Семичастного чуть кондрашка не хватила. А деваться уже некуда — «первый»-то уже всё завизировал. Не объяснять же ему, что из «недоразоблаченного врага социалистического Отечества» вырастили вполне себе Героя Советского Союза. Так и получил «семёновец» высшую награду своей, строго говоря, не родины…
Откровенничая, Витя даже рассказал Борису, как там было дальше: уже на вручении Звезды в Кремле герой-«семёновец», пользуясь неглубокими, скажем так, познаниями Хрущева в поэзии, осмелев, продекламировал четверостишие своего родственника-харбинца, широко известного среди русских эмигрантов поэта Арсения Несмелова. Дело в том, что поэт Несмелов, он же колчаковский поручик Митропольский, умер в сорок пятом году в тюрьме НКВД. В нашей стране он получил известность благодаря одной из самых заводных песен Валерия Леонтьева: «Каждый хочет любить, / И солдат, и матрос, / Каждый хочет иметь / И невесту, и друга…»
А Семичастный-то, чтобы не пострадать за «вопиющий недогляд», материалы расследования не то чтобы спрятал, но… как-то о них забыли поначалу… А вскоре Героя-испытателя с почётом, но очень настойчиво проводили на пенсию. А потом, после бегства на Запад Светланы Аллилуевой, ушёл и сам Семичастный…
Так вот, факультетское начальство «по-товарищески» советовало Луговому «ещё раз всё обдумать и хорошенько взвесить». Но Витя оказался «мужиком» — решил жениться и женился. Не замандражировал. Несмотря на то что рассчитывавшие на него «безгрешные фирмы» после этого к нему слегка охладели…
Однако вернёмся к Борису и встреченным им на репетиции «чилийкам» из театра «Ромэн». При виде этих модно одетых молодых женщин рот у Глинского раскрылся не из-за их неземной красоты (хотя обе были, прямо скажем, очень даже очень), а из-за того, что в одной из них он узнал Виолу. Да-да, ту самую Виолу, которую он когда-то не смог подвезти. Борис узнал её мгновенно, с первого взгляда, хотя с той встречи прошло почти два года, да и длилась-то она всего несколько минут… А вот!
Виола, надо сказать, Бориса поначалу не узнала. Или сделала вид, что не узнала. Более того, на первой репетиции, разбираясь с курсантом-постановщиком, кто где стоит на сцене и кто когда на неё выходит, она называла Глинского, между прочим лидера ансамбля, не иначе как «тот высокий мальчик с гитарой». Да ещё со смешком эдаким, подчеркивающим дистанцию между ними. А что ещё может так распалить мужчину, как не подчеркивание женщиной дистанции между ними. Тем более что Глинский почти физически ощутил, как практически все курсанты — участники спектакля «сделали стойку» на артисток. А им явно нравилось находиться в центре мужского внимания. Они явно были привычны к такому вниманию…
На первой репетиции Борис только бросал на Виолу пламенные взгляды, подойти не то чтобы не решился, а просто как-то не сложилось: она ни на минуту не оставалась одна, и все были действительно очень заняты. К тому же он, растерявшись от неожиданной встречи, всё никак не мог придумать предлог, под которым можно было бы подойти и напомнить… Или, может быть, лучше не стоит напоминать? Тогда ведь всё как-то не очень удачно получилось. Так, может, раз она сама не узнаёт, вроде как «с чистого листа» всё начать? Весь в этих метаниях, Глинский не заметил, как репетиция закончилась, и курсанты толпой пошли провожать девушек до КПП. Прощаясь со всеми, Виола заметила:
— Как у вас тут интересно! — и как бы невзначай, вскользь бросила взгляд на Бориса. Тот вспыхнул, потом подался было вперёд, но артистки уже вышли на улицу, где за рулем «Волги» их поджидал длинноволосый огромный бородач — как показалось Глинскому, один из тех, от кого «сбегала» два года назад Виола.
Следующей репетиции, назначенной аж через неделю, Глинский еле дождался. А дождавшись, вызвался, несмотря на смешки товарищей, отнести на КПП заявки на пропуска для артисток. Там он их и встретил, добровольно возложив на себя обязанности проводника, чтобы девушки не заблудились по дороге к клубу. Хотя заблудиться там не получилось бы у слепоглухонемого олигофрена. Артистки кивнули ему, как доброму знакомому, и Глинский решил представиться, воспользовавшись ситуацией:
— Борис, — сказал он и зачем-то добавил: — Восток, четвертый курс… вторая арабская языковая группа.
Девушки заулыбались:
— Виола. Цыганская… языковая группа.
Вторая артистка взмахнула томно ресницами и не менее кокетливо произнесла:
— Кира. Тоже выпускница «гнесинки». Совсем в недавнем, если вы оценили, прошлом.
Они обе снова прыснули, окончательно смутив Глинского, и тот замолчал до самого клуба. Лишь заходя уже внутрь и придержав для артисток дверь, он вдруг неожиданно для самого себя спросил тихо:
— Виола… А вы… Вы меня помните? Я однажды чуть было не подвёз вас — здесь, недалеко от института… Я ещё тогда в «самоходке», как вы выразились, был.
Виола посмотрела на него без удивления, с прищуром и ответила так же тихо, чтобы подруга не услышала:
— Я-то тебя сразу вспомнила… А вот ты… Я уж думала, что подойти так и не решишься.
Борис осторожно взял её под локоть:
— А я… Я потом на это место долго приезжал… Почти каждый вечер…
Виола мягко высвободилась:
— А зачем?
— Как зачем? Чтобы вас встретить…
— И зачем?
— Ну просто… потому…
Виола вздохнула вроде как с сожалением и покачала головой:
— Вот как раз не просто… Милый мой, ты — хороший мальчик, красивый, у тебя глаза добрые… Но… не надо ничего. Ладно?
Боря даже остановился:
— Но… но почему?!
Виола снова вздохнула:
— По многим причинам. Хотя бы потому, что я тебя старше. Тебе сколько? Двадцать два? А мне двадцать семь. Почти.
Борис вспыхнул — снова она подчеркнула дистанцию. Да ещё мальчиком назвала… Он насупился и неожиданно сказал хмуро:
— Ну и что, что двадцать семь… Вполне ещё комсомольский возраст. Из комсомола только в двадцать восемь по возрасту выбывают…
Виола, явно не ожидавшая такой аналогии, хлопнула глазами и вдруг звонко расхохоталась:
— Двадцать восемь? То есть у меня ещё небольшой запас времени есть? Ой, не могу… Умеете вы, товарищ курсант, стареющую даму успокоить…
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
