Раттенхубер как сквозь землю провалились.
Перед тем, как покинуть больницу, я доел бутерброды Бормана, а еще выпил полчашки коньяку, оставшегося после нашей беседы с рейхсляйтером. Коньяк оказался откровенно паршивым, на этикетке было написано «Martell», страной производства была указана Франция. Но на вкус — не дотягивает даже до армянского из «Красного и Белого». Вкус у коньяка был резким и одеколонным, возможно, это вообще был контрафакт, местная немецкая подделка. Я уже ничему не удивлялся, даже тому, что в гитлеровской Германии разливают какой-то шмурдяк под видом Мартелля. Я уже убедился, что «орднунгом» тут и не пахло.
Но коньяк придал мне сил, на время снял усталость. А еще наполнил меня мужеством перед тем, что мне предстояло сделать. Это были мои фронтовые сто грамм.
Когда я покинул больницу, меня сопровождали пятеро моих телохранителей, те, которые приехали со мной с самого Берлинского аэродрома. Еще я взял дюжину шутц-полицаев, а еще — всех троих моих адъютантов.
Теперь я их уже различал, даже выучил их имена, которые мне заботливо подсказала дочка.
Первый адъютант, тот, который ударил Бормана, а потом с особым наслаждением избивал Геббельса — Рудольф Брандт, штандартенфюрер ᛋᛋ. На вид ему лет тридцать, в очках, и по словам моей дочери — контуженный. В принципе полный отморозок, но зато беспрекословно верный Гиммлеру, в чем я уже лично убедился.
Второй: Вернер Гротманн, штурмбанфюрер ᛋᛋ. Этот помладше Брандта, рожа у него серая, да и вообще чем-то неуловимо похож на крысу. Как мне сказала дочь, Гротманн исполняет обязанности моего секретаря. Мою семью в «Шарите» привез именно он, а еще он же бегал за Юнгом, чтобы психиатр привел меня в чувство после черного ритуала.
Третий — Курт Вагнер, оберштурмбаннфюрер. Этот самый молодой, и морда у него самая «арийская». Волосы черные, зато челюсть квадратная, а глаза синие. Командует моими телохранителями. Именно его я посылал поставить вокруг больницы щутц-полицаев. Этот парень был самым молчаливым и непонятным. Гиммлер вроде ему доверял, но мне Вагнер совершенно не нравился.
Конечно, будь у меня под рукой википедия — я бы наверное прочел в ней про дела этих молодчиков, окружавших меня, и ужаснулся бы. Наверняка каждый из этих парней справедливо заслуживал виселицы. Но политику выбирать не приходиться. Увы, но Штирлицев или Судоплатовых мне в адъютанты не завезли, так что работаем с тем, что есть. Высшая доблесть мужчины — это работать с реальностью, как она нам дана, а не мечтать о кренделях небесных.
Кроме адъютантов меня еще сопровождал Карл Вольф — начальник моего Личного штаба рейхсфюрера ᛋᛋ, и по словам моей дочери: самое доверенное лицо Гиммлера. Вольф подъехал пару минут назад и теперь глядел на меня подозрительно. Как и все остальные, он наверняка уже уяснил, что с его шефом что-то не так.
Вольфа мы все помним по фильму «17 мгновений весны», хотя реальный Вольф оказался не столь внушителен, как игравший его актер. Настоящий Вольф был мужиком плешивым и неприметным. И как было заметно: старался лишний раз не попадаться мне на глаза.
Еще тут же был приехавший по моему приказу начальник Берлинской полиции Далюге. Ну и еще я взял с собой дочку, хотя девочка в этой компании эсэсовцев смотрелась довольно странно.
Тут же присутствовали двойник фюрера Айзек и курировавший его бригадефюрер. Айзек, разумеется, был при бороде и очках, да еще и нацепил широкополую шляпу, так что сейчас в нем никто не мог узнать Гитлера.
Ну и Геббельс тоже был с нами, конечно же. Бывший рейхсминистр пропаганды выглядел не очень: пиджак разорван, на коленке штанов дыра, через которую видно кровоточащее мясо, Геббельс хромал, нос у него был явно сломан, во рту все еще половая тряпка. И синяк на половину лица — это уже лично моя работа.
Геббельс теперь был не связан простынями, а закован в наручники, они нашлись у шутц-полицаев. Министра тащили двое моих самых дюжих охранников, хотя Геббельс на ходу все еще пытался отплясывать какие-то канканы и сопротивляться.
Это была странная процессия, а еще страннее её делало то, что мой адъютант Гротманн тащил белую простыню на швабре в качестве мирного знамени. Было во всем этом что-то глубоко средневековое. Но с другой стороны, чего же еще ожидать от XX века? Он по уровню варварства ничем не лучше средневековья. ХХ век — это век тех же воинствующих феодалов и крестоносцев. Только вместо крестов — свастики, а вместо мечей — бомбы. Но жестокости тут не меньше, чем в каких-нибудь Темных веках. А то и больше, все же бомбой и пулеметом можно убить больше людей, чем мечом и арбалетом.
Мы пересекли площадь перед «Шарите», дальше на улицах уже стояли мятежники. Ну или не мятежники: на деле я видел только пару танков, а еще десяток грузовиков. Вся техника «наша», в смысле немецкая. И никаких опознавательных знаков мятежа на технике и солдатах нету — так что еще поди разберись, кто все эти люди.
Но кем бы они ни были, к больнице они не лезли. Ибо клиника все еще была защищена гитлеровскими зенитками и бронетехникой, не считая тысяч эсэсовцев и полицейских. Мятежники явно понимали, что тут будет жаркий бой с непредсказуемым итогом, потому и медлили.
Я указал на ближайший к нам мятежный танк, у него на броне было намалевано три четверки:
— Ну и что это такое? Чей это танк?
Ответил мне Вольф:
— Oberkommando des Heeres, рейхсфюрер. Это штабисты.
— Штабисты? Откуда у штабистов танк, зачем им танк?
— Это же второй Тигр. Опытный образец. Обкаткой новой техники занимается именно OKH.
Вольф напрягался все больше. Он, как и все мои остальные люди, чем дальше тем больше понимал, что Гиммлер поехал кукухой. Мои действия и слова явно казались всем присутствующим неадекватными.
Но мне-то что? Я не собирался действовать «адекватно» с точки зрения нацистов, потому что сам был не намерен становиться нацистом. А что касается отсутствия у меня знаний о мире — так это дело наживное. Я собирался не просто продержаться как можно дольше, изображая из себя Гиммлера, но и остановить войну и покончить с фашизмом любой ценой. А если погибну в процессе (а к этому все и идет) — значит, такая судьба. У нас в обществе многие дураки презрительно относятся к сантехникам, и я намеревался доказать этим дуракам, что и сантехник-попаданец чего-то да стоит. Пусть даже эти дураки из моего родного времени меня сейчас не видят.
Вольф тем
