За столом Александр Иванович сидел мрачнее тучи. Глядел на раскрасневшиеся физиономии многочисленных гостей, на самого Шавранского, как тот опрокидывал стопку за стопкой за свое здоровье, и от этого мрачнел еще больше.
Казалось, Яков Исаевич забыл про него. Уйди сейчас Топольский, он и не хватился бы. И, скорее всего, он бы ушел, если бы не одна блондинка. Девушка ему приглянулась сразу. Молодая, румяная, с длинными, стройными ногами, одетая в короткую юбку и прозрачную блузку без лифчика.
«А девочка ничего», – думал Топольский, разглядывая ее с интересом.
Она сидела рядом с Шавранским, ехидно посматривала на гостей, обнимала своего покровителя, то и дело целуя его в дряблую щеку.
Топольскому сделалось противно. Он понимал, что никакой любви между ними нет и быть не может. И это симпатичное коварное существо имеет к старичку свой интерес, чисто денежный.
«Продажная тварь! Она такая же, как и все, кого я отправил на тот свет», – со злостью подумал он и постарался отвести взгляд, делая вид, будто занят салатом.
Девушка оказалась большой кокеткой. Но она была девушкой Якова Исаевича, поэтому гости терпели ее выходки.
На крохотной сцене играл вокально-инструментальный ансамбль, и мордастый парень с обляпанным прыщами лицом вытягивался перед микрофоном, исполняя знаменитую бернесовскую «Темную ночь», только на современный манер.
Топольскому было жаль хорошую песню, которую прыщавый нещадно уродовал, но ведь не пойдешь и не скажешь ему – заткнись! Приходилось терпеть это безобразие. Хотя, казалось, всем гостям, кроме самого Александра Ивановича, было наплевать и на песню, и на то, кто ее исполняет.
Главное, хорошенько выпить и закусить. И здесь гости проявляли завидное усердие.
На минуту отвлекшись, Топольский обернулся и увидел, что любовница Шавранского с нескрываемым ехидством уставилась на него. Ее взгляд говорил, что свое змеиное жало девица нацелила на него и как бы предупреждала: «Берегись, бородатенький. Сейчас ты станешь всеобщим посмешищем». И красотка приготовилась отпустить в его адрес ядовитую шутку. Но Александр Иванович не только не отвел взгляда от ее ехидных глаз, но постарался подавить всякое желание к насмешкам.
Кажется, получилось. Девица прикрыла свои большие глаза бархатными ресницами. Но из-за настойчивого, скверного характера не собиралась отступать просто так. Явно не любила быть в роли побежденной. Она выбрала жертву.
Навалившись полной грудью на стол, так, что сквозь блузку стали видны ее соски, стерва опять уставилась на Топольского.
«А ты девочка настырная. Но не знаешь, с кем связываешься», – подумал он, спокойно глядя в ее наглые глаза.
Заметив, что рядом с бородатеньким освободились два места – какие-то парень с девушкой рискнули поломаться под пенье прыщавого, – блондинка схватила Шавранского за руку и подсела к Александру Ивановичу.
– А почему вы такой грустный? – спросила она, по ходу обмозговывая, чем бы поддеть мрачного мужчину. Он ей не понравился сразу. Неприятный тип. И то, что он гость ее любовника, еще ничего не значит. Не она приглашала его.
Топольский даже не улыбнулся, только пожал плечами.
– Я всегда такой, – ответил он без малейшего желания разговаривать с нахалкой.
«Черт возьми! Она чертовски хороша…» – он сосредоточил все внимание на ее шее.
Гладкая кожа. И ни единой складочки.
Топольский на минуту закрыл глаза, представив ее стройное тело без этой очаровательной головы.
– Что с вами? Вы спите? – услышал он ехидное щебетание. И открыл глаза.
– Оксана, отцепись от хорошего человека, – юбиляр вступился за Топольского. – Александр Иванович однажды спас меня от нервного срыва.
– Этот срыв, конечно, был из-за очередной любовницы?
– Оксана! Неприлично так говорить при гостях, – Шавранский решил заняться воспитанием своей девочки. Но она не поддавалась:
– А скажите, Саша, вы женщин любите?
«Ненавижу!» – чуть было не сказал тот, но удержался от такого откровенного ответа и соврал:
– Конечно, моя милая. Как же можно не любить такие прекрасные создания?
Шавранский расхохотался и, глядя в заметно смущенные глаза девушки, причмокнул.
– Знаешь, Яша, мне все-таки кажется, в противоположность тебе, что Саша не интересуется женщинами, – продолжала она.
– Что это значит? – спросил Топольский, стараясь удержать себя от грубости. Эта болтушка начинала изрядно его злить. И стоило ли вообще задавать ей подобный вопрос?
– Это значит, вы занимаетесь онанизмом, – ответила она, улыбаясь и сверля наглыми глазками Александра Ивановича. Ей хотелось посмотреть на его реакцию. Как он поведет себя?
Александр Иванович почувствовал, что краснеет.
Оксана расхохоталась, делая это нарочно погромче, и указала на Топольского пальцем.
Шавранский точно онемел. Сидел с раскрытым ртом, не ожидав от своей любовницы такой жестокой выходки.
– Ну и сука же ты! – зло процедил Топольский и резко встал из-за стола.
– Саша, не сердись на нее. Прошу тебя, – взмолился Шавранский.
Но Топольский направился к выходу. Позади раздавался глумливый хохот блондинки.
– Как эта сука могла догадаться? – шептал он взволнованно.
– Оксана, что ты наделала? Так поступить с уважаемым человеком! – укорял Шавранский девушку, от которой изрядно попахивало водкой.
Но Оксана только махнула рукой:
– Да пошел он… псих несчастный! – бросила она вслед Топольскому и налила себе целый фужер водки, чем очень рассердила Якова Исаевича.
И впервые за все время их знакомства между ними произошел скандал. Но вскоре они помирились. Шавранский заметил в глазах девушки страшную тоску, попытался ее успокоить, говорил какую-то глупость. И Оксана смеялась, но делала это только для того, чтобы угодить ему. Потом, совсем захмелев от выпитого, сказала:
– Ты знаешь, от твоего приятеля пахнет смертью. Такой трупный запах разложившихся тел. Ты почувствовал, какой вокруг него холод?
– Оксана, ты что, детка? – спросил Шавранский, но про себя отметил, что действительно: здороваясь с Топольским за руку, он замечал, какая холодная у него рука.
– Поедем к тебе, Яша. Только ты и я. И чтоб больше никого. Поедем, – страстно зашептала Оксана, прижимаясь к нему своей тугой, упругой грудью.
Как бы сейчас хотел Яков Исаевич ласкать ее грудь, разминать пальцами большие, словно вишни, соски. Но поехать отказался.
– Как уедем? Ты что? А гости? Они же обидятся! Да и заплачено за все. Я даже оркестр оплатил на весь вечер.
– Ох, Яша. У тебя вся жизнь по расчету, – сказала Оксана с обидой и ушла из-за стола.
