виню её.
Перед сном я снова загадала желание на звезду, но уже начала терять надежду на то, что этот светящийся в небе шар вообще захочет мне помочь.
* * *
После этого я стала одержима идеей изменить результаты. Любыми способами. Относительно потерянной стипендии я пыталась:
— не явиться, когда вызывали из офиса;
— явиться и умолять их о милосердии;
— фальшиво плакать с нелепой детальной выдуманной историей предсмертном желании моего дедушки увидеть меня участвующей в этой программе;
— фальшиво плакать с нелепой детальной выдуманной историей о любви моей старенькой и умирающей бабушки к журналистике;
— предложить миссис Боуэн небольшую взятку.
Ни одна из этих попыток не дала мне желаемого результата. С Мэйси и Джошем я пробовала:
— поджидать их в своей машине и отчаянно сигналить каждый раз, когда их лица приближались к друг другу в его крошечной машинке;
— писать Джошу про слухи о Мэйси дошедшие до меня, герпесе и стоматите (не самый лучший мой момент)
— бросать бейсбольный мяч в лобовое стекло Джоша, когда он и Мэйси уединились в его нелепой машине. Мяч действительно попал и разбил стекло, но мой бросок был слишком медленным, и их губы коснулись друг друга до того, как образовалась трещина, так что всё было напрасно. И мне пришлось нырнуть за машину и прокрасться обратно к дверям, как морпеху в осаде.
Ничего не помогало.
Что касается ситуации с машиной, то я пыталась:
— ехать в школу на машине отца, но всё равно врезалась в Ника;
— ехать в школу с Крисом, но он врезался в Ника вместо меня. По иронии судьбы, я всё равно оказалась с грубияном в машине, когда Крису пришлось ехать в больницу, чтобы проверить шею.
Я пыталась дойти до школы пешком, но даже тогда оказалась с Ником. Я не могла поверить своим глазам, но его грузовик был припаркован на обочине улицы Хикори-Оукс, ведущей в нашу школу, и предположила, что он живёт в доме рядом с ней. Капот был поднят, и он что-то делал под ним. Я попыталась тихо пройти мимо, но когда уже думала, что мне это удалось, то услышала, как он сказал: — Извини, эй. Можешь помочь мне на секунду?
Посмотрев в его сторону и проложив руку к груди, спросила: — Я?
— Да.
— Без обид, но я шестнадцатилетняя девочка — мне не совсем безопасно помогать незнакомцам. Могу я позвать кого-нибудь, чтобы…
— Я не незнакомец, мы учимся в одном классе по химии.
Что?
Так он знал, что я его напарница по химии? Он прикалывался надо мной всякий раз, когда мы встречались?
— Ты уверен? То есть, да, ты выглядишь немного знакомо, но…
— Да, уверен, мы сидим за одной партой. Так ты мне поможешь?
Я сошла с тротуара и подошла к нему, стараясь не улыбаться, когда почувствовала какое-то удовольствие от того, что он узнал меня.
— Что тебе нужно, чтобы я сделала?
Его волосы были немного растрёпанные ветром, но глаза казались глубочайше синими в контрасте с черным цветом его застёгнутой на молнию куртки. Я всегда думала, что они были карие, но на самом деле они заставили меня подумать о цветастой прозе ДеВос, ей как-то удалось угадать его цвет глаз, используя все эти описания о безоблачном летнем небе.
— Мне просто нужно, чтобы ты завела мой грузовик, пока я буду поливать эту замёрзшую штуку жидкостью для стартера, — прервав мои рассеянные мысли о его красивых роговицах.
— Ты когда-нибудь водила машину с механической коробкой передач?
Я засунула руки в карманы и поглубже закуталась в шерстяное пальто.
— Нет, но я знаю, как завести машину с помощь сцепления.
— Прекрасно. Так ты сделаешь это?
Его запах — мыла, одеколона, и чего ещё, что я не могла узнать — окутал меня, но я отбросила всё это в сторону, ответив: — Конечно.
Обойдя его грузовик и забравшись внутрь, мне пришлось подвинуть сиденье вперёд, чтобы моя нога могла выжать сцепление до упора. Я оставила дверь открытой, чтобы дождаться его команды, и когда он крикнул: «Сейчас», я повернула ключ.
Старый грузовик не хотел заводиться, но Ник, видимо, знал, что делает, потому что вдруг он с рёвом ожил. Я поддала ещё немного газу, прежде чем он крикнул:
— Можешь поставить на нейтралку и оставить заведённой?
— Хорошо. — Это было знакомо — успокаивающе — находиться в таком положении. Я помогала отцу, когда он работал над «Порше», делая то же самое, только мне тогда было двенадцать лет. Я поставила машину на нейтралку и вышла.
Ник захлопнул капот и подошёл ко мне со стороны водителя.
— Спасибо большое. Она ненавидит холод.
— Она?
— Грузовик.
Я закатила глаза, и моя теплота к Нику исчезла. — Я это так ненавижу.
— Что? — он выглядел заинтересованным, но не обиженным. — Что ты ненавидишь?
— Когда мужчины испытывают необходимость называть свою любимую машину женским именем.
Это заставило его одарить меня саркастической ухмылкой, к которой я уже привыкла за время наших стычек, которые повторялись каждый день. — Почему?
— Это так по-сексистски. Напоминает о патриархате и том, что мужчины объективируют женщин. Мол, «Я так люблю этот красивый кусок металла, что он почти заводит меня. Как женщина».
Ухмылка всё ещё при нём, когда он говорит: — Для справки, это был грузовик моего брата, и он назвал его «Бетти», потому что раньше он принадлежал нашей двоюродной бабушке Бетти. А ещё у нас есть собака по кличке Бетти.
— Ну, ладно, — я пожала плечами и сказала: — Наверное, я яростная сумасшедшая феминистка.
— Наверное?
— Да, наверное, — я закатила глаза и вдруг почувствовала себя… не в своей тарелке. — Технически, я начинаю думать, что я просто законченная сумасшедшая по всем статьям.
Он скрестил руки на груди. — У тебя всё в порядке?
— Нет, у меня не всё в порядке! — Я вздохнула, застонала и задалась вопросом, сколько ещё раз он собирается спросить меня об этом, прежде чем я умру преждевременной смертью от разочарования во временной петле. Я встряхнула руками и попробовала свою мантру — «Ты выше этого», но это не сработало, и я снова застонала, закричав: — Вообще то, у меня всё УЖАСНО, и со мной происходит что-то СТРАННОЕ, но это НАСТОЛЬКО СТРАННО, что я даже говорить об этом не могу!
— Ого. — Уголки рта ника слегка приподнялись, и тогда он рассмеялся. — Должно быть, это очень странно, заставить кого-то вроде тебя, вот так сорваться.
Я вздохнула и сказала: — Ты и представить не можешь насколько.
Это заставило его снова рассмеяться — боже милостивый, он был
