Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
я тебе все это рассказываю, но мне почему-то хочется тебе рассказать все… Итак. Было бы нечестно говорить о том, что учился только Айк (литературе и т. д.), училась я сама, вернее, очень много работала над собой, с тем чтоб быть достойной его. У него была богатая семья, от него так и разило всем очень чистеньким, утонченным, великосветским, и я понимала, что я не такая, как они: дикарка, выросшая в деревне, у меня родители были простыми врачами (не ржать!). Конечно, я чувствовала в себе некоторое превосходство в смысле литературы и образования, но я вскоре поняла, что образование, начитанность могут ничего и не значить. От Айка так и несло этаким особым блеском. Он учился в престижной чеховской школе, жил в центре, у него была особая жестикуляция, манера говорить, манера одеваться (с некоторой небрежностью, но в то же время с особой изысканностью), и я стала всему этому учиться. Я сама стала себя лепить, я чувствовала себя сырой глиной, легко поддающейся пальцам скульптора; такая вся Пигмалион и Галатея одновременно. Подобные изменения (а у меня очень хорошо все получалось – я ведь хорошая ученица!) не могли пройти незамеченными для моей всевидящей бабушки. И она всем стала говорить, что ее внучка становится совсем другой, что она уже не та прежняя дикарка, какой была раньше, и однажды кто-то из нашего двора сообщил моей бабушке истинную причину моих метаморфоз: что я уже несколько месяцев дружу с сыном такого-то (с особой важностью называется фамилия отца моего Айка), что поэтому ваша Лилит и изменилась, потому что ей хочется соответствовать семье такого-то… Короче, это настолько взбесило мою бабушку, что она взяла трубку телефона и позвонила матери Айка. Я повторюсь: это была безумная-безумная любовь, и, как всегда, когда ты чувствуешь себя особенно счастливой, случается беда, которая все ломает, уничтожает, истребляет, сжигает все вокруг, и от любви не остается ничего, кроме горечи, – выжженной солнцем травы… Мне хочется умереть, когда я вспоминаю разговор своей бабушки с матерью Айка. Я стояла рядом, оцепенев от ужаса, смутно чувствуя, что рушится мое счастье, не в силах ни убежать, ни оборвать провод телефона, ни закричать! Особенно обидными были ее слова:
– Моя внучка никогда не будет похожей на такую распутницу, как вы! Моя дочь не такая и внучка тоже не будет такой! – И я понимала, что бабушка имеет в виду то обстоятельство, что мама Айка вышла замуж во второй раз!
Так все и кончилось, и я умерла, и это была настоящая смерть, и пусть кто-либо скажет, что не такой бывает смерть. Я потеряла свою любовь, потеряла навсегда, и дело было не в том, что моя бабушка, которая всю жизнь хотела мне добра, но всю жизнь делала мне больно, запретила мне встречаться с Айком (я бы, понятно, ее не послушалась и встречалась тайно). Дело было в том, что о разговоре моей бабушки и матери Айка («с особой важностью произносится в уме ее фамилия») узнал сам Айк, мой Айк, и тогда не только все кончилось, но и началось нечто совсем другое, и это было похоже на надругательство над трупом уже умершего человека (трупом была я): Айк решил мстить мне. Первое, что он сделал, это однажды, когда я возвращалась домой из школы (уже одна, без него!), он подошел ко мне и в присутствии своих друзей дал мне пощечину; я упала на асфальт и потом с трудом (голова кружилась) поднялась на ноги под хохот шести-семи подонков, его дружков, и я пошла домой, думая о том, как объяснить бабушке, почему у меня правая щека вся красная (Айк был левшой). Потом Айк поступил еще подлее. Он распустил слух у себя во дворе, в своей школе, а также в моей школе, что я переспала с ним, что я умею делать всякие такие вещи в постели и т. д. Это означало, что я уже не могла вернуться домой без того, чтоб меня не сопровождала целая орава мальчиков из младших классов, которые кричали мне вслед всякие грязные слова… Это продолжалось почти целый год, и тогда я хотела покончить жизнь самоубийством, рисовала в своих тетрадках повешенных, зарезанных и т. д. и не сделала этого только потому, что пожалела родителей и бабушку, которая убила мою любовь. Это было страшное время, похожее на сплошной кромешный, нескончаемый ад, и я никому не могла ничего рассказать, ни у кого попросить о помощи; я это должна была нести в себе и терпеть. Я даже теперь удивляюсь, как я смогла при всем при этом поступить в Брюсов. Но когда я поступила, все дерьмо как-то само по себе закончилось… Грустная история получилась, но это все правда!
– Послушай, да ты плачешь!
– Нет, это снежинки попадают в глаза! Я не плачу! Давно уже! Расскажи лучше, что тебе больше всего запомнилось из детства? Есть у тебя история?
– Нет, – ответил Липарит. – Истории нет. Из детства помню только, что в середине девяностых я немного поработал помощником продавца в аптеке друга папы. Отец устроил меня туда, ну, понимаешь: сбегай туда, принеси это.
– О-о-о! Ты в детстве работал? Какой ты молодец!
– Ну да! На меня оформили какую-то зарплату даже, вернее, на имя отца. И знаешь, что я делал?
– Что же ты делал?
– Когда оставался один, булавкой прокалывал презервативы. Прямо через коробку.
– Какой же ты урод, Липо-джан! Зачем ты это делал?
– Не знаю… Вредный я был в детстве.
– Интересно, сколько детей своим появлением на свет обязаны твоей булавке?
– Да уж, интересный вопрос… Ты устала? Нам осталось взобраться на холм.
– Смотри! – воскликнула Лилит. – Тропинка расчищена от снега!
И тогда Липарит увидел далеко наверху, там, где начинались руины древней крепости, старика и прыгающего вокруг него пса.
– Вон он! Видишь? С лопатой в руке. Это – Ара Маноян…
И Лилит рассмеялась, сказав, что сегодня уже второго человека они встречают, кто один на один вышел бороться со снегом.
– Первый был твой друг Зако. Как ты думаешь, Ануш, его жена, изменяет ему?
– Уверен, что нет.
– А виртуально?
– Не знаю… Но он ревнует ее. Правда, еще не знает к кому.
– Один персидский поэт написал, – сказала Лилит, – «Луна всегда ревнует Землю к Солнцу».
Липарит Овсепян и Лилит Карапетян стали подниматься по зачищенной от снега тропинке на вершину холма Пагаберд и, приветствуя старого писателя, который стоял, хмуро оперевшись о ручку лопаты, кричали:
– Варпет[39]! Варпет! Собаку держи! Нас Ваге послал к тебе! Саакян! Варпет, варпет!..
15
Как раз в
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
