и астрологами фараоновыми»[224]. Подводя итог под их пророческой деятельностью, которая, как оказалось, была ложной, Игнатий Диакон в своем «Житии патриарха Никифора» спрашивает Льва, убитого после пяти лет правления: «Куда делось колдовство, в котором ты проводил время или даже скончался, и, ища, как беременеть годами царствования, родил выкидыша краткосрочной жизни? Как же прорицающие чревом грамматики, предсказывавшие вам за плату царство и обещавшие вам долгое благополучие, не предвидели своими гаданиями удар меча по тебе?»[225]
Хроники X в. дают дополнительные свидетельства о деятельности Иоанна при Феофиле. По словам Продолжателя Феофана, император сделал его патриархом в награду за предсказания, которые тот давал ему посредством леканомантии и колдовства (διὰ λεκανομαντείας καὶ γοητείας)[226]. Наибольшее впечатление произвело следующее его колдовское деяние. Во время набега некоего «неверного и жестокого» народа под начальством трех вождей Иоанн предложил императору избавиться от захватчиков, обезглавив трехголовую статую на Ипподроме, три головы которой благодаря волшебству (κατὰ στοιχείωσιν) были связаны с тремя вражескими военачальниками. Преисполнившись энтузиазма, император разрешил ему приступить к выполнению этого плана. Посреди ночи трое крепких мужчин с большими железными молотами приготовились ударить по статуе. Одновременно с этим Иоанн, закутанный в мирское платье, якобы прошептал магические слова (τοὺς στοιχειωτικοὺς λόγους)[227], чтобы привязать могущество вражеских военачальников к статуе или, точнее, ниспровергнуть его, ибо оно уже находилось там благодаря силе чародеев (ἐκ τῆς τῶν στοιχειωσάντων δυνάμεως). После того как он приказал нанести удар, две головы упали от этого удара, а третья, по которой ударили слабее, оказалась не полностью оторвана от тела статуи. Судьба вражеских военачальников была аналогична судьбе голов статуи: они схватились между собой, двое были убиты, а третий спасся, но ослаб.
По словам того же Продолжателя Феофана, брат Иоанна патрикий Арсавир владел роскошным поместьем у Святого Фоки в европейском предместье Константинополя. Патриарх построил там подземное жилище, куда можно было спуститься по длинной лестнице. «Это была его мастерская зла (εκεῖνο γοῦν αὐτοῦ πονηρὸν ἐργαστήριον): там он держал в качестве прислужниц монахинь и женщин, не потерявших красоты, с которыми предавался злу: теперь совершались там гадания с помощью гепатоскопии, леканомантии, колдовства и некромантии, а их использовал как сотрудниц и помощниц. Поэтому благодаря содействию демонов ему часто случалось предсказывать правду, причем не только Феофилу, но и другим своим единомышленникам». Другие историки Х в. добавляют, что загородный дом, где Иоанн вступал в контакт с демонами, был каменным и назывался Труллом, что, по-видимому, указывает на наличие в нем купола[228].
Доля инвективы в этом портрете слишком очевидна. Совершенно очевидна и ангажированность данных авторов. Действительно, все они без исключения были стойкими приверженцами иконопочитания, а после 867 г. стали сторонниками Македонской династии, свергнувшей династию Феофила. Это было той причиной, по которой они наделяли последнего патриарха-иконоборца самыми худшими чертами безбожника, какие предполагала его светская ученость. Сторонники Игнатия позже сделали то же самое с Фотием, также назвав его колдуном[229]: это было, по-видимому, самым верным способом запятнать репутацию противника, ставшего патриархом. Обвинение в колдовстве в случае с Фотием безосновательно. Обстояло ли дело иначе с Иоанном Грамматиком?
Описание его «мастерской зла», возможно, преувеличено, но совпадение свидетельств впечатляет: все они единодушно приписывают Иоанну Грамматику занятие гаданием, а некоторые упоминают и конкретно леканомантию. Обозначение Иоанна как «нового Аполлония» в почти современных ему источниках наводит на мысль о том, что инцидент с обезглавливанием статуи не был придуман Продолжателем Феофана, работавшим по заказу Константина VII Багрянородного столетие спустя[230]. Рассказ об этом инциденте интересен в разных отношениях. Хотя он представлен как пример колдовства и, следовательно, нечестия, автор не цензурирует и не высмеивает саму его процедуру; не сомневается он и в ее эффективности и даже стремится объяснить, как происходила операция по заколдовыванию (στοιχείωσις). Зло-употребление статуями как талисманами хорошо засвидетельствовано для Х в., равно как и для XIΙ. Известно только одно подобное событие, предшествующее тому, о котором рассказывает Продолжатель Феофана: согласно «Патриям», Михаил I Рангаве (811–813) отрубил руки Фортуне Города, «чтобы партии цирка не могли одолеть императоров»[231]. Возможно, стоит принять во внимание, что этот инцидент имел место примерно в начале карьеры Иоанна Грамматика.
Вера в апотропеическую силу статуй проявляется и в VIII–IX вв. Сила статуй и их интерпретация философами, как мы видели, были основной темой и «Кратких представлений из хроник». Материал этого сборника, усеянного заметками о памятниках Константинополя, вызывал много дискуссий, но до сих пор его не удалось окончательно истолковать. Это не путеводитель по памятникам Константинополя, но и не трактат об их апотропеическом значении, ибо значение это нигде не раскрывается. Скорее это попытка литературного заклинания: с одной стороны, заклинания загадочного прошлого, которое таят в себе памятники, а с другой стороны, тех рисков, которым подвергаются философы, пытающиеся это прошлое раскрыть. Тайна сохраняет свое очарование, чтобы философы могли сохранить тайну своей науки. Наконец, это текст, который дразнит нас в духе оракулов и пророчеств, и нужно проникнуться духом игры, чтобы полностью понять его. Другими словами, не следует покупаться на мнимые цитаты и корявый язык текста, считая его доказательством низкого уровня греческой культуры в «темные века». Церковная литература показывает, что на достаточно правильном греческом языке умели писать и задолго до «ренессанса» IX в. В любом случае, последние исследования доказали, что, хотя некоторые заметки в «Кратких представлениях из хроник» могут датироваться первой четвертью VIII в., сборник в целом был продуктом эпохи «ренессанса». Отто Крестен привел, на мой взгляд, неопровержимые аргументы в отношении даты его написания между 775 и 843 гг.[232], то есть в течение того периода, который во многом соответствовал времени жизни Иоанна Грамматика. Составитель сборника, похоже, был его современником, и для него интерпретация статуй была обязательной составляющей понятия «философ». В этой связи следует отметить, что хронист Георгий Синкелл дает несколько довольно благоприятных отзывов о личности Аполлония Тианского, последователя пифагорейской философии, который, как считалось, превзошел самого Пифагора[233]. Иоанн Грамматик, которого его противники сравнивали как с Пифагором, так и с Аполлонием, несомненно, был знаком с Синкеллом на момент написания хроники.
На это можно возразить, что «Краткие представления из хроник» происходят из устной и народной традиции, которая не имеет прямого отношения к астрологии, не говоря уже о науке. С другой стороны, когда в X в. астролог (ἀστρονόμος) Иоанн советует обезглавить статую, которую он отождествил с Симеоном Болгарским, нам становится ясно, что существовала связь между его познаниями в
