не мешало бы проверить память и попить чего-нибудь. Не знаю, витаминчики, бады, сильное вещество, от которого вообще ничерта не помнишь… А может, мне даже удасться ощипать Лукашина и сварить из него зелье, потому что сейчас я очень-очень зла!
Ветров срывается. Он в два шага прерывает расстояние между ним и Артемом и сильно сжимая горло, прижимает к стене коридора съемной квартиры. Рука Макара, сжимается сильнее. Я понимаю это по хрипам, вырвавшимся изо рта Артема. Лицо его испуганное, глаза ошеломленные.
Я видела его таким. Ветрова. Точно таким же. В кино, когда в студенчестве Миша Латаев пытался облить меня дерьмом. Тогда я думала, что Латаев зло, на деле же, он оказался единственным, кто хоть маломальскими намеками пытался открыть мне глаза на правду.
«— Мы уже обо всём договорились, Макар, — после явных сомнений все-таки решается Миша, — можешь больше не продолжать…
— Еще слово и я тебе язык вырву. Брат. — Голос Ветрова четкий и отрывистый. А выражение лица… Я уже видела такое однажды. В тот вечер, когда он по счастливой случайности оказался рядом и спас меня от белобрысого Виктора Журавского. Жуткого анонима, как оказалось.
— Из-за нее что ли? Все стало серьезно? — и если на слова Макар зло выдохнул, то когда уголок Латаевского рта пополз вверх, вероятно, сдержаться не смог.
Я даже среагировать не успела. Макар схватил Мишу рукой за горло и удерживая, пихнул к стене, сильно сжав.
— Я сказал. Закрой. Свой. Рот, — практически рычал он.»
Настоящим злом был Ветров.
— С ума сошел?! Отпусти его, Макар! — запоздало бросаюсь к ним я. Ветров переводит на меня охваченный яростью взгляд, но руку не отпускает. — Пожалуйста, Макар. Отпусти его, — пробую еще раз спокойнее, коснувшись плеча. Так всегда делает Тая, в желании успокоить мужа.
Макар не отводит от меня глаз. В них плещется слишком многое, чтобы пытаться разгадать хоть одну-единственную эмоцию. Голубые океаны, вместившие в себя слишком многое, чтобы иметь возможность доплыть до глубины, а когда ты от этой глубины сбегаешь это в принципе становится невозможным. О том, что он отпустил Артема мне говорит громкий кашель последнего и я разорвав наш зрительный контакт, склоняюсь над Артемом.
— Пошел вон из моего дома! — ревет Лукашин, а Ветров мазнув по мне равнодушными взглядом выходит за дверь, тихо её прикрыв.
И больше всего я сейчас желаю, чтобы Макар не подумал, что я считаю его не правым. Артем провоцировал и допросился. Конечно, Ветрову не стоило приходить, мой отказ знаменовал лишь отказ…
Он прав. Нам нужен этот разговор. Нужен. Во избежания вот таких ситуаций. Если это поможет, хорошо. Я его выслушаю.
Глава 16
— Да как ты могла не рассказать, что именно он меня проверяет?! Он меня посадит, Арина! Твой съехавший с катушек бывший засунет меня за решетку, хотя сам тот еще уголовник!
— Артем, что ты несешь? — устало приложив пальцы к пульсирующим вискам, я кривлюсь на последней фразе.
— А ты что, не видела, что он меня чуть не задушил?! Ему место в тюрьме, Арина!
Частота его крика зашкаливает и мне давно хочется выпить воды и прилечь. Вместо этого я отпаиваю пострадавшего чаем и возродившиеся мелкие частицы жалости к Артему с каждым его словом снова сменяет раздражительность.
— Он не посадит тебя, если ты не напортачил. А ты же не напортачил, так ведь? — я опускаю ладони на колени, чтобы выразительно посмотреть на него, приподняв бровь.
— Хватит обвинять меня. Как он это делает?! Как он снова сделал так, что ты вцепилась в этого Ветрова, а? Он же тебя до сих пор любит! — лицо Лукашина дергается, словно от удара, однако продолжает сыпать никому не приносящие радости предположения, — Пойдешь к нему да? Побежишь?! — Он говорит быстро, кричит, эмоционально размахивая руками. Артем сильно нервничает; сильнее, чем в обычных наших ссорах и я не пытаюсь переубедить его или успокоить. На сей раз в его глазах что-то меняется и он, резко выдохнув, начинает уже совершенно в другом тоне, — И вообще, у меня болит горло, если ты не заметила, так что налей еще чайку и не мучай меня своими глупостями.
Если он снова собирался надавить на вину или жалость, то очень зря. Меня не смутить подобным, поэтому я даже с места не двигаюсь. Ничем нельзя оправдать весь тот фарс, который он пускал пыль в глаза Макару. Даже если не брать чувства моего бывшего, то существуют еще и мои собственные.
— Я сейчас с тобой, Артем, но хватит выставлять себя жертвой, — говорю прямо и холодно. Таким тоном мой брат выставляет своих барышень вон, — Я стояла рядом, когда ты провоцировал Ветрова и все слышала. Он не больной на голову, чтобы кидаться на людей. И не нужно быть гением для понимания, что он ответит на такое.
На самом деле они должны были поменяться местами. По логике вещей это Ветров должен был провоцировать, а Артем, как рыцарь круглого стола, подаривший даме цветок на скаку и вернувший эту самую даму из башни вступился бы за мою честь. Или за свою, уж как посмотреть. Я никогда в этом никому не признаюсь, потому что должна быть на стороне своего мужчины, но лающей собакой в моих глазах сейчас выглядит именно теперешний, а бывший сильным степным волком, который своего не отдаст и горло перегрызет, если надо.
Вам известно, как волки выбирают себе вожака. Не выбирают, ага. Бьются на смерть. Вот Ветров похож на того, кто способен на смерть. Только уже не надо.
— Значит теперь ты его защищаешь?! — снова взрывается Лукашин, а я внутренне ощетиниваюсь, готовясь к… какому там по счету раунду?
— Я его не…
— Защищаешь, Арина! Выгораживаешь! Ты все еще любишь его, да? — он вскочил на ноги и ходит из угла в угол, а потом хватается за голову, — Это же я утешал тебя, служил жилеткой, пока ты разбитая и немощная отходила от тех недоотношений! Он унизил тебя, а я все это время был рядом с тобой! Я!
— Хватит! — хлопаю ладонью по столу. Да так, что та начинает саднить, — Не смей так со мной говорить! Я никогда не требовала твоего внимания, ты сам так хотел! И именно ты ходил за мной кругами! И я никогда не была немощной. Разбитой — да, но я всегда была в себе, Артем.
Если бы мой голос мог стать предметом, это был бы тот самый айсберг, из-за которого потерпел крушение «Титаник», настолько ледяным он сейчас был. Стена между
