резня в «Палас-отеле» произошла 17 апреля. Что с тех пор выяснилось? Ничего.
Имелись три улики: портсигар, буквы Л и М, сверток с одеждой, оставленный в администрации отеля. Какую пользу из этого извлекли? Никакой.
Подозревают, кажется, одного из приезжих, проживавших на втором этаже, его исчезновение вызывает вопросы. Удалось ли его найти? Установлена ли его личность? Нет.
Таким образом, драма остается столь же таинственной, как в первые часы, и мрак столь же непроницаем.
В дополнение к этой картине нас уверяют о будто бы имевшем место разногласии между префектом полиции и его подчиненным, господином Ленорманом, и будто бы этот последний, если бы не решительная поддержка председателя Совета, несколько дней назад, возможно, подал бы в отставку. Тогда дело Кессельбаха передали бы помощнику начальника Уголовной полиции господину Веберу, личному врагу господина Ленормана.
Словом, тут беспорядок, анархия.
На другой стороне – Люпен, то есть методичность, энергия, последовательность.
Наш вывод? Он будет краток. Люпен, как и обещал, похитит своего сообщника сегодня, 31 мая.»
К этому выводу, который также можно было найти во всех других изданиях, присоединялась общественность. Надо думать, что угрозу всерьез воспринимали и в высших сферах, поскольку префект полиции и, в отсутствие сказавшегося больным господина Ленормана, господин Вебер приняли самые строгие меры как во Дворце правосудия, так и в тюрьме Санте, где находился заключенный.
Ежедневные допросы господина Формери в тот день отменять постыдились, но все близлежащие улицы от тюрьмы до бульвара дю Пале охраняли приведенные в боевую готовность полицейские силы.
К величайшему всеобщему удивлению, 31 мая миновало, а обещанный побег не состоялся.
Что-то все-таки имело место, некое начало его осуществления, выразившееся в определенном скоплении трамваев, омнибусов и грузовиков при проезде тюремной машины и необъяснимом повреждении одного из колес этой машины. Однако дальше дело не пошло, попытка тем и кончилась.
Таким образом, это был провал. Общественность была чуть ли не разочарована, полиция шумно торжествовала.
Однако на следующий день в суде распространился невероятный слух, вызвавший интерес в газетных редакциях: секретарь Жером исчез.
Возможно ли это?
И хотя специальные выпуски подтверждали новость, признать ее все-таки отказывались. Лишь в шесть часов заметка, опубликованная в «Депеш дю суар», сделала ее официальной:
Мы получили следующее сообщение за подписью Арсена Люпена. Наклеенная на нем специальная марка, такая же, как на письме, которое Люпен направлял недавно в прессу, подтверждает подлинность документа.
«Господин главный редактор,
окажите любезность принести мои извинения общественности за то, что вчера я не сдержал своего слова. В последний момент я заметил, что 31 мая приходится на пятницу! Мог ли я в пятницу вернуть свободу моему другу? Я не счел возможным взять на себя такую ответственность.
Прошу также извинения за то, что не даю здесь с обычной своей откровенностью объяснений относительно того, каким образом это маленькое событие осуществилось. Мой способ настолько изобретателен и до того прост, что если раскрыть его, то я опасаюсь, как бы все злоумышленники не взяли его за образец. Как удивятся в тот день, когда мне будет позволено рассказать о нем! И только-то? – скажут тогда. Да, только и всего, но надо было до этого додуматься.
Примите, господин главный редактор, мои…
Арсен Люпен»
Спустя час у господина Ленормана раздался телефонный звонок: Валангле, председатель Совета, вызывал его в министерство внутренних дел.
– Как хорошо вы выглядите, мой дорогой Ленорман! А я-то думал, что вы больны, и не решался вас беспокоить!
– Я не болен, господин председатель.
– То есть ваше отсутствие – это проявление недовольства!.. Все тот же скверный характер.
– С тем, что у меня скверный характер, я не спорю… но что я проявляю недовольство, нет.
– Однако вы сидите дома! И Люпен этим пользуется, чтобы выпустить своих друзей на свободу…
– Разве я мог этому помешать?
– Но ведь хитрость Люпена примитивна. Он, по своему обыкновению, объявил дату побега, все этому поверили, видимость попытки была обозначена, побег не состоялся, а на следующий день, когда никто об этом больше не думает, нате-ка, птичка улетает.
– Господин председатель, – серьезно сказал начальник Уголовной полиции, – Люпен располагает такими средствами, что мы не в состоянии помешать тому, что он задумал. Побег был математически неизбежен. Я предпочел не обращать на это внимания… и выставить на посмешище других.
Валангле усмехнулся:
– Ясно, в данный момент господин префект полиции и господин Вебер не должны испытывать радости… Но, в конце-то концов, можете вы объяснить мне, Ленорман…
– Известно лишь то, господин председатель, что побег произошел во Дворце правосудия. Подсудимого привезли в тюремной машине и доставили в кабинет господина Формери… но из Дворца правосудия он не вышел. И неизвестно, что с ним стало.
– Это чудовищно.
– Чудовищно.
– И ничего не обнаружили?
– Ну как же. Внутренний коридор, который идет вдоль следственных кабинетов, был забит совершенно необычной толпой подсудимых, охранников, адвокатов, судебных распорядителей, и обнаружилось, что все эти люди получили ложные вызовы на один и тот же час. В то же время ни один из следователей, которые их будто бы вызывали, не явился в тот день в свой кабинет, а все по причине ложных предписаний прокуратуры, направившей их в разные концы Парижа… и в предместья.
– Это все?
– Нет. Видели двух солдат муниципальной гвардии и одного подсудимого, пересекавших двор. На улице их ждал фиакр, и все трое сели в него.
– И ваша версия, Ленорман? Ваше мнение?
– Моя версия, господин председатель, состоит в том, что оба солдата муниципальной гвардии были сообщниками, которые, воспользовавшись беспорядком в коридоре, заняли место настоящих солдат. А мое мнение заключается в том, что этот побег мог удастся лишь благодаря совершенно особым обстоятельствам и множеству столь странных фактов, что нам следует принять, как безусловные, самые недопустимые пособничества. В том числе и в самом Дворце правосудия, где у Люпена есть связи, расстраивающие все наши расчеты. Они есть и в префектуре полиции, и вокруг меня. Это потрясающая организация, некая сыскная служба – в тысячу раз более ловкая, более смелая, более разнообразная и более гибкая, чем та, которой руковожу я.
– И вы это терпите, Ленорман!
– Нет.
– Тогда почему вы бездействуете с самого начала этого дела? Что вы предприняли против Люпена?
– Я готовился к борьбе.
– А-а, превосходно! И пока вы готовились, он действовал.
– Я тоже.
– И вам что-нибудь известно?
– Многое.
– Что? Говорите же.
Опираясь на свою трость, господин Ленорман задумчиво совершил небольшую прогулку по просторной комнате. Потом сел напротив Валангле, кончиками пальцев разгладил обшлага своего
