ГЛАВА 22
Пока Курашов делал заказ могучей официантке, Облучков задумчиво возил вилкой по скатерти, собирая микроскопические крошки в кучку, которую можно было увидеть только с помощью линзы, не уступающей по толщине стеклам его очков. Однако, несмотря на отрешенный вид, он отчетливо, словно жужжание комара в ночной тишине, слышал названия блюд и напитков, невольно прикидывая, во что выльется его никчемная любознательность. По подсчетам, она выливалась в весьма неприятную своей солидностью сумму. Одновременно пришло понимание, что его зачем-то решили угостить и платить ему не придется. От этого соображения маленький рот Облучкова скривился, как от изжоги. Он знал, что изо всех сил будет предлагать разделить расходы, чувствовать при этом свою неуклюжесть, как бы со стороны видел свою совершенно не совместимую с паюсной икрой и осетровыми балыками физиономию. Видел и то, как великодушно будут отвергнуты пожухлые купюры из его тощего, как нищенка, кошелька, видел себя, ощущающего неловкость, словно нажрался на поминках какого-то очень плохого человека…
Официантка поняла кислую гримасу посетителя по-своему. С достоинством незаслуженно оскорбленной девственницы она смахнула старательно сооруженную Облучковым кучку крошек прямо на пол и удалилась торжествующей походкой. Она понимала, что заказывает музыку не этот рыхлый субъект, а клиент с явно нездешним загаром лица.
Облучков безропотно проглотил несколько рюмок жутко дорогой водки, сконфуженно закусывал, натянуто отвечал на реплики Курашова. Наконец он дождался момента, ради которого приходилось быть дармоедом.
Твердым голосом человека, сознающего, что еще немного, и нить разговора истончится, Курашов произнес:
– Не буду скрывать, Евгений Юрьевич, есть люди, весьма заинтересованные в отыскании вагона, о котором я упоминал…
Курашов шел на риск, однако считал его минимальным, так как вовсе не собирался раскрывать Облучкову больше необходимого. Согласие местного юриста отужинать он воспринимал как одно из доказательств того, что если тот и не согласится, то по крайней мере будет помалкивать. Физиономия же коллеги убеждала Курашова в его низких запросах, а следовательно, можно было получить с Турсунова определенную сумму на оплату содействия этого тюфяка и оставить ее себе.
– Зачем им нужен вагон? – мутно посмотрел Облучков.
– Если бы я знал, – вздохнул Курашов. – Но, если вы поможете, считайте, что месячный оклад у вас в кармане.
Облучков повесил на лицо лукаво-хмельную ухмылку:
– А если нет?
– На нет и суда нет, – приподнял плечи Курашов. – Но, с другой стороны, вам ведь ничего не стоит справиться о вагоне… Сошлетесь на нас, скажите, позвонили, попросили помочь…
– А удостоверение у вас есть? Может, вы жулик какой-нибудь?
Полупьяный юмор Облучкова рассердил Курашова, он рывком вытащил служебное, затем командировочное удостоверение, сунул под нос собеседнику. Тот, внимательно вчитываясь в текст, заводил головой из стороны в сторону, потом хмыкнул:
– Точно, коллега… А я было решил, что аферист или… бэхээсник… А зачем вам вагон?
Досадливо сунув документы в карман, Курашов отмолчался. Облучков кивнул, чуб упал ему на глаза, открывая вид на бледную макушку. Курашов перевел взгляд на спешащую с горячим блюдом официантку.
– Не хотите говорить, и не надо… – пробормотал Облучков. – Тогда я все узнаю, а вам не скажу… вот!
Покосившись на поникшего клиента, официантка установила бастурму, удалилась с прямой, излучающей ионы презрения спиной.
– Евгений Юрьевич, – решив подыграть рано захмелевшему коллеге, сказал Курашов, – вы и не говорите, только разузнайте, и все…
– Ага… А вы меня в Тайный приказ, и ку-ку! – хмыкнул Облучков и внезапно для себя согласился: – Ладно, договорились… Как получу вашу премию, приглашаю сюда… Мне здесь нравится!
Он откинулся на стуле, и Курашов с ужасом понял, что коллега сейчас начнет петь, причем петь громко и с душой, петь на весь ресторан. До закрытия оставалось еще два часа, и Курашову не хотелось так рано покидать его, да еще и с помощью милиции. Он предупредил официантку, что сейчас вернется, подхватил Облучкова под руку, вывел на улицу и вручил таксисту вместе с двадцатипятирублевой купюрой:
– Отвези, куда скажет!
Удовлетворенно поглядев вслед отъехавшей машине, Курашов вернулся за столик. Глаза его сами собой зарыскали по столикам, плотно занятым одними женщинами.
Такси проехало совсем немного, когда водитель услышал за спиной совершенно трезвый голос пассажира:
– Остановите, пожалуйста.
Обернувшись, водитель увидел, что ему протягивают металлический рубль. Так ничего и не поняв, но решив не портить репутацию, он затормозил напротив сквера и, как ни отнекивался Облучков, заставил взять обратно двадцать пять рублей.
– Мне чужого не надо, своего хватает, – сердито бросил водитель перед тем, как Облучков успел захлопнуть дверцу машины.
Евгений Юрьевич бродил по скверу, обдумывая свой поступок. Почему он согласился на предложение Курашова? Да, он не умел отказывать, когда о чем-нибудь просили, всегда ему казалось неудобным не исполнить просьбу и сказать «нет», это было гораздо труднее, чем сказать «да», потому что, говоря «нет», всегда испытывал патологическое, как он считал, смущение. Но не только это заставило пойти на уступку… Облучков усмехнулся. Надо же! Потянуло на раскрытие преступления века! Обрюзгший Пинкертон! Мегрэ сибирский! Аввакум Захов от юриспруденции!.. А что? Образования достаточно, проходил и уголовное право, и криминалистику. Дитя усредненного обучения и усредненных специалистов!.. Как бы там ни было, за приличные дела в ресторанах не потчуют, денег не предлагают… Стало быть… Стало быть, имеется криминал. Ему вдруг захотелось узнать, куда делся вагон, но еще больше, что в нем такого было. Из-за возвратной тары никто бы не стал затрачивать тех усилий, какие продемонстрировал морщинистый гость из Таджикистана… А сам-то он чего не ищет?.. Не желает «светиться» в МНУ, на товарной станции, в других организациях, могущих прояснить обстоятельства, связанные с пропажей вагона… Действительно, куда мог исчезнуть целый вагон? Надо подумать, надо подумать…
Облучков поправил сползшие на кончик носа очки и зашагал домой.
ГЛАВА 23
Во второй половине следующего дня в кабинете Облучкова раздался звонок.
Звонил Курашов. Поинтересовавшись, выполнил ли Облучков его просьбу и услышав положительный ответ, назначил рандеву «у фонтана». Так мог сказать лишь коренной житель, помнящий то время, когда в центре города имелся лишь один фонтан, тот, с монументальными гранитными вазонами, сохранившийся и поныне, но редко радующий водяными струями. Раньше, назначая свидания, так и говорили: «У фонтана». У какого, было ясно каждому… А ведь накануне Курашов утверждал, будто совершенно не знает города. Ну-ну, то ли еще будет…
К месту встречи Облучков приехал загодя. Однако, подобно девушке, которой, с одной стороны, до дрожи хочется поскорее встретиться со своим избранником, а с другой – не показать этого нетерпения, дабы не уронить своего достоинства, стал прохаживаться неподалеку,
