надоела такая жизнь?!
— Так говорят все заключенные. Кто им поверит?
— Но почему же?
— Потому, наверное, что нельзя всем верить.
— Но Тавера — не все! Я знаю: он говорит правду!
— Ты, может, и знаешь, по тебя не спросят...
— Что значит — не спросят! Ты, мама, всего боишься, ничему не веришь, ничего не хочешь знать. Я буду ходить, объяснять, доказывать, что Тавера не пропащий человек!.. Вот что: я пойду к дяде Абибо!
— Пойди, сынок, — сказала мать. Больше она не произнесла ни слова.
— Кто это — Абибо? — спросил Тавера.
— Подполковник, наш сосед.
— Твоя мать права. Ничего не выйдет. Уж я-то писал заявления — раз сто! Их или не читают, или не верят...
— Брось, пожалуйста! Я все ему объясню. Хочешь, схожу сейчас же? Разбужу его, попрошу... В конце концов, человек он или кто? Поймет... Скажет или «да», или «нет». Что тут такого? Может, и ты пойдешь?
— Нет, мне нельзя...
— Тогда побудь здесь и не вздумай уходить!
— Да, выходить мне нельзя... Убьют...
—Я пойду и все ему расскажу... Мама, я пошел!
— Ты все же не говори, что он здесь, — посоветовала мать.
Я бегом спустился по лестнице, но, подойдя к двери Абибо, вдруг заколебался: может, прийти завтра? А может, вообще ничего не говорить этому человеку? Но что же мне делать? Ведь я никого, кроме Абибо, не знаю. Да и у самого Таверы положение безвыходное.
Я нажал кнопку электрического звонка.
Спустя некоторое время за дверыо раздалось шарканье шагов и хриплый голос спросил:
— Кто?
— Это я, дядя Абибо, Темур.
— Что случилось?
— Дело у меня к вам! Неотложное!
Дверь чуть приоткрылась. Абибо удивленно оглядел меня:
— Ты один?
— Один.
Абибо снял цепочку и открыл дверь.
— Входи!
Я вошел.
— Извините, дядя Абибо, но у меня срочное и важное дело.
Абибо сел за письменный стол, выключил свет и зажег настольную лампу. Я оказался в темноте.
— Садись! — сказал Абибо, наклонив абажур так, что яркий свет лампы ударил мне прямо в глаза.
Я зажмурился.
— Поверните лампу, я ничего не вижу!
Абибо повернул абажур. Я подошел к столу и сел перед Абибо.
— Ну, в чем дело? — спросил он.
Я опять заколебался: сказать или нет? Может, не стоит? «Не говори! Не говори! Не говори!» — отдавались удары в висках. «Скажи! Скажи! Скажи!» — стучало сердце.
— Ты что, язык проглотил? — сказал Абибо. — Что тебе нужно?
«Скажу!» — решил я и проглотил слюну.
— Дядя Абибо... Три дня тому назад из колонии бежали заключенные...
— Знаю, — сказал он, глядя мне в глаза.
«Какие у него светлые, чистые голубые глаза, — подумал я, — как же не довериться такому человеку?..»
— Их было пятеро: Гиви, Гижо, Красавчик Вахо, Ирача и Тайера — Рамаз Корсавели...
— Знаю. Что же дальше? — оживился Абибо.
— Из них двоих убили...
— Знаю.
— Среди трех спасшихся один мой школьный товарищ...
— Фамилия?
— Корсавели.
— Имя?
— Рамаз, Тавера.
— Где он?
Вопрос был задан столь неожиданно, что я растерялся.
— Где? Не знаю... Утром видел его... Где он сейчас — не знаю...
— Не знаешь?
Я понял, что это уже допрос.
— Где он сейчас — не знаю! — повторил я окрепшим голосом.
— Хорошо... Что еще?
— Дядя Абибо, я и Тавера вместе учились... Тавсра отсидел шесть лет, и больше он не может... Он сказал, что за шесть лет написал сто заявлений, но их никто не читал, или никто ему не поверил... Он сказал, что навсегда покончил с воровством, что он хочет спокойно жить, учиться, работать, что у него нет никого, к кому бы он мог обратиться за помощью, за советом, что сидеть еще четыре года он не в силах, ему должны поверить, иначе он покончит с собой... У Таверы, дядя Абибо, кроме меня, действительно никого нет, а у меня — никого, кроме вас...
— Никого, кроме тебя? — переспросил Абибо.
— Никого.
— И он пришел за помощью к тебе?
— Да.
— А ты ко мне, в полночь?
Не выдержав пристального взгляда Абибо, я опустил глаза.
— И ты не знаешь, где он?
— Я сказал ему, что вы добрый, хороший человек, что вы поверите ему и поможете...
— Почему он не пришел сам?
— Не посмел...
— Хочет, чтобы его простили?
— Да. Поверили и простили. Он больше не будет воровать. Он хочет жить по-человечески.
— Хочет?
— Дядя Абибо, вы верите мне?
Он, видно, не ждал такого вопроса и потому смешался.
— Верите?
— Смотря в чем...
— Вообще.
— Вообще? Вообще ты хороший парень, почему бы тебе не поверить?
— Так вот, Тавера лучше меня. Он в школе был отличником. У него девять похвальных грамот, девять! Но один раз он ошибся... Должны же человеку поверить? Если вы верите мне, поверьте и Тавере! Поступите с ним так, как поступили бы со мной... Вас все знают, уважают, все будет так, как скажете вы...
— Завтра! — сказал Абибо и погасил настольную лампу.
— Что завтра? — не понял я.
— Завтра узнаю все, завтра вечером.
Я не видел Абибо — в комнате было темно.
— Мне прийти завтра?
— Завтра вечером!
Абибо щелкнул кнопкой выключателя. Он стоял спиной ко мне, а когда обернулся, я вновь увидел его чистые, спокойные голубые глаза.
— Завтра! — повторил он и открыл дверь.
Последняя лекция — история Грузии. Половина девятого. Еще пятнадцать минут, и я пойду домой... Сейчас Тавера сидит на моей кровати, ждет меня... Абибо, наверно, уже вернулся с работы. Он тоже ждет моего прихода... Мать на кухне, сидит у окна, смотрит на часы. Она, конечно, ждет меня больше всех!..
На кафедре стоит низенький профессор. Он прекрасно читает лекции, и потому слушать его приходят все — в аудитории яблоку негде упасть...
...Вахтанг Горгасал был человеком могучего телосложения, и была в нем силища неимоверная...
...Я и Гурам сидим вместе. Гурам не сводит глаз с профессора, но думает он о чем-то своем. О чем? Наверно, о Тавере. Утром я все ему рассказал, и он обозвал меня дураком. Гулико сидит перед нами. Огненная ее голова среди стольких
