особого труда. Их полным-полно пылилось на складе бригады: захватили ещё во время освобождения Казятина.
«Клёв» был великолепный. Отменный.
В каждой норе – по раку.
К тому же многие из них уже с икрой под скрученным хвостом – так самки защищают своё потомство.
Прогуливаясь против течения по обрывистому берегу реки, следом за рыскающим по норам подчинённым, Владимир едва успевал ловить добычу, с периодичностью всего в несколько секунд вылетающую откуда-то снизу, и складывать её в наполненный речной водой котелок – между прочим самый большой из пребывающих «на вооружении» хозчасти.
Соль-перчик, молодая, только что зазеленевшая крапива – и на костёр.
«Раки любят, чтобы их варили живыми». Ещё Лев Толстой в романе «Воскресение» сформулировал эту (прямо скажем – не самую гуманную) житейскую мудрость!
Правда, Подгорбунский в отличие от книгочея Громака и слыхом не слыхивал о подобном высказывании великого русского писателя. Как, впрочем, и о самом его существовании.
Зачем?
Как неоднократно повторял Владимир Николаевич: «Я даже газет не читаю… А международное положение чувствую сердцем…»
24
Вечерело…
Пива было ещё много.
А раки уже подходили к концу, когда на тропинке, протоптанной сотнями пар солдатских сапог, в отблесках догорающего костра отразилась одинокая женская фигура – причём довольно стройная.
– Встать! – скомандовал Подгорбунский.
– Вольно! – озарила улыбкой тьму миловидная девушка в форме капитана РККА.
Это была Александра Самусенко, единственная в Советской армии женщина – командир танка. А с недавних пор и вовсе – заместитель командира 1-го батальона 1-й танковой армии…
За глаза её звали просто Шурочкой. А Подгорбунский по-свойски вообще – землячкой. Потому что во всех служебных документах местом её рождения значилась Чита. Правда, злые языки утверждали, что на самом деле родилась девчонка то ли в Белоруссии, то ли на Украине, то ли в европейской части России, но помехой для особых отношений, складывающихся обычно между уроженцами одного регионами, сие обстоятельство не стало.
– О! Землячка! Привет! – Володя хлопнул себя по бёдрам и, приплясывая, пошёл навстречу красавице. – Где ты пропадала? Откуда взялась?
– Прибыла из госпиталя для дальнейшего прохождения службы! – бодро отрапортовала Самусенко, хоть могла этого и не делать, ибо по званию была равна командиру разведчиков, а по должности и вовсе превосходила его.
– Присядешь с нами?
– Не могу. Сначала – в штаб и только потом…
– Потом суп с котом. Глянь, что у нас есть…
– Раки?! Мои любимые! – всплеснула руками Александра.
– Оне, родимые… – согласился Подгорбунский. – Ты иди, Шурочка, иди, но помни: через четверть часа от них останутся лишь рожки да ножки!
– А с чем вы их потребляете, братцы? Неужто с пивком?
– Так точно, товарищ капитан! С баварским-с. Ну идите, идите, штабисты вас уже заждались.
– Ты так, да? – Шурочка с укоризной посмотрела на дурачившегося капитана. – А ещё земляк называется! Наливай! Ох и вкуснотища… Где вы таких деликатесов набрали?
– Ясно, не на Читинском пивном заводе, – усмехнулся Владимир и пояснил: – Фашистов обездолили. Подцепили вместе с понтонами – и тю-тю, пока фрицы дремали.
– Ах, какая шейка… А икра – это же просто чудо! – продолжала восхищаться Александра. – Нет, раки точно не фашистские!
– Наши, – кивнул Подгорбунский. – Ванька по ним – первейший спец! В нору руку запустил – и тащит. То за усы, то за лапу, пардон – клешню… Только успевай подхватывать!
– Ну и где этот герой?!
– Я здесь… – покраснел, как свежевареный рак, ловкий истребитель речной живности, поднимаясь во весь свой немалый рост.
– Молодец! Красава, – с головы до пят окинув юношу беглым взглядом, быстро оценила Самсусенко. – От имени командования выношу тебе благодарность.
– Есть. Слушаюсь… Спасибо, – окончательно оробел храбрец, но быстро совладел с собой и закончил, как положено по новому Уставу: – Служу Советскому Союзу!
– Вольно… Имя у тебя есть?
– Так точно. Иван. То есть младший сержант Громак.
– Всего лишь младший? Това-арищ капитан, Владимир Николаевич, земляк… Немедленно устранить упущение, исправить удручающее положение дел! – нарочито строго произнесла Шурочка.
– Слушаюсь, Александра Григорьевна! – улыбнулся Подгорбунский.
– Значит, ты того, брал их голыми руками, Громак? – никак не унималась Самусенко.
– А как же иначе?! – даже удивился Иван. – У нас на Украине это называется «печеровать», то есть шарить по печерам. Пещерам – по-вашему.
– Да поняла я… Поняла…У самой ведь какие-никакие украинские корни имеются, впрочем, почти как у каждого человека на святой Русской земле… Не страшно было?
– Нет. – Громак с недоумением посмотрел на девушку. – Чего ж тут бояться?
– А если в норе вдруг крыса или, например, водная змея?
– Людей бояться надо, – хмыкнул Иван и пояснил: – Всякая тварь чует человека за сотни вёрст и бежит прочь так, что только пятки сверкают, если они, конечно, у этой твари имеются.
– А раки что, тебя не кусают? – продолжала настойчиво допытываться Александра.
– Ну почему же… Хватают иногда… Вот, взгляните, – Громак продемонстрировал свои израненные ладони. Правда, виноватыми в их плачевном состоянии были не столько панцирные чудища, сколько твёрдый, часто с большим содержанием известняка и мела грунт Днестровских берегов, в котором они рыли свои норы. (В мыслях Ваня метко назвал такую породу карстовой.) Изорвать, исцарапать до крови руки, ковыряясь в ней, – раз плюнуть!
Ситуацию разрулил Подгорбунский, сведя всё к пошловатой шутке:
– Женщины нас тоже, между прочим, покусывают… Время от времени, в перерывах между боевыми действиями, – заключил он под общий смешок. – Но мы их не избегаем. И охотно берём голыми руками, как вот Громак раков.
– Знаем мы вас! – махнула рукой танкистка. – Один трёп. А как дойдёт до дела…
– Тогда что? – одновременно нетерпеливо выдохнули десятки уст, давно, а то и никогда не знавших поцелуев.
– Тогда вы разводите руками и хлопаете ушами, – отрезала Самусенко и поставила на бочку свой пустой стакан. – Всё, как говорится, «приходите завтра»… Наловишь ещё, Ваня?
– Смотря как просить будете! – позволил себе немного вольности обычно предельно вежливый, учтивый и деликатный младший сержант Громак.
25
– Что, запала в душу? – грустно поинтересовался командир, когда силуэт девушки окончательно растворился в кромешной темноте.
– Да! – честно признался Громак. – Красивая…
– Она уже не одного парня свела с ума, – предупредил Владимир.
– И тебя тоже?
– Нет. Я, братец, – стойкий оловянный солдат. Кремень. Нельзя мне с ней. Ибо мы – родственные души.
– Классная девка… – вздохнул Иван.
– Какая она тебе девка? – строго посмотрел на него Подгорбунский. – Командир. Капитан Рабоче-крестьянской Красной армии.
– Если не секрет, сколько ей лет? – похоже, Громак его не слышал.
– Вот что чувства нежные с человеком делают! – рассмеялся Владимир. – Не прошло и двух минут с момента расставания с объектом зарождающейся страсти, а он уже стихами щебечет! Двадцать два,
