лучше уйти. Она собирается принять третью таблетку, и я почти уверена, что это то вещество, от которого тебя либо клонит в сон, либо сводит с ума.
Тео выпрямляется, возвышаясь надо мной так, что у меня всегда замирает сердце.
— Эддисон и Пайпер уже ушли. Ты можешь позвонить им, чтобы они вернулись и подвезли нас?
— Не нужно. — Я вытаскиваю ключ из кармана. — Мы берем ”Мерседес".
Тео хмурится.
— Машина Ноэль?
— Да, миссис ван Бюрен сказала, что я могу одолжить его, пока Ноэль не вернется домой.
Тео впускает Энджел внутрь и вешает поводок у двери, прежде чем трусцой вернуться ко мне.
— Эй, это моя толстовка?
Моя рука устремляется к молнии.
— О, да. Извини. Я надела её, чтобы вернуть тебе…
— Оставь это себе. — Он пожимает плечами, его фирменная ухмылка превращает меня в лужу. — В любом случае, на тебе смотрится лучше.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
НОЭЛЬ
Бо Грейсон убил пятерых человек. Включая свою собственную мать.
Хотя какая-то порочная часть меня может понять почему. Она покрыла его тело шрамами. Причинила ему боль, физическую и эмоциональную, сжигая его, бросая его, манипулируя им.
Я не должна быть способной сопереживать серийному убийце. Но мне жаль ребенка, которым он был. Потерянный, обиженный, одинокий. На секунду мне почти показалось, что мы сблизились.
Когда я прошу у него мыло и шампунь, чтобы смыть вонь и жир со своего тела, он, на удивление, приносит их мне без возражений. Горячая вода успокаивает тугие узлы в моих плечах и спине, затекшие после нескольких дней, проведенных на комковатом матрасе на холодном, неумолимом бетонном полу.
Слишком поздно я понимаю, что забыла попросить бритву. Волосы на моих ногах стали колючими и неудобными. Я выхожу из душа, туго обернув полотенце вокруг тела, и высовываю голову за дверь.
Бо стоит прямо там. Я подпрыгиваю.
— Я хочу побрить ноги.
Он качает головой.
— Забудь об этом. Я не доверяю тебе бритву.
— Я не собираюсь убивать себя. Я просто хочу побриться. — Хотя плакать из-за этого так глупо, моим глазам хорошо. Я хочу чувствовать, что это тело все еще мое. Как будто я контролирую то, что с ним происходит.
— Тогда я тебя побрею. — Он направляется к лестнице.
— Что? Нет. — Я не верю, что он приблизится ко мне с бритвой. Не после того, как он прижал нож к моему горлу.
— Таков уговор, принцесса, — зовет он.
Когда он возвращается, у него с собой баночка мужского крема для бритья и металлическая бритва. Я сажусь на сиденье унитаза и протягиваю руку за кремом для бритья, но он открывает крышку и сам намыливает мою голень. Я шиплю от прохладного крема на моей коже, но его рука, поглаживающая мою ногу, каким-то образом успокаивает. Несмотря на то, что он мой похититель.
Я напрягаюсь, когда он берет бритву другой рукой.
— Расслабься. Если бы я собирался убить тебя, то не лезвием бритвы.
— Как бы ты это сделал? — Спрашиваю я, хотя ответ очевиден. Этот нож у него в кармане. Он воспользуется им, чтобы перерезать мне горло, прежде чем заколоть меня и разрезать на ленточки.
Он ухмыляется мне. Когда его поразительные серые глаза смотрят в мои под таким углом, что-то глубоко в моем животе шевелится.
— Ты бы давилась моим членом.
Я закатываю глаза.
— Люди от этого не умирают. — Хотя… на самом деле я не знаю этого наверняка. Я никогда не делала минет.
— Хочешь проверить это? — спрашивает он.
Я морщусь.
— Нет.
Улыбка все еще остается на его лице, когда он проводит бритвой по моей голени. Он молча бреет всю мою голень и икру, и это почти… романтично. Приятно. Если бы обстоятельства были совершенно, совершенно иными.
Тем не менее, бессмысленная, идиотская часть моего мозга убеждает меня, что жест милый.
Когда он заканчивает с нижней частью моей ноги, он вытирает влажную мочалку о мою кожу и целует мою голень. Мой позвоночник напрягается.
— Вот так, — бормочет он. — Идеально.
Черт. Его губы на моей коже не должны быть такими приятными. Не должны заставлять меня хотеть большего.
Он заткнул мне рот тряпкой с хлороформом, чтобы лишить меня сознания и запереть в своем подвале. Его прикосновения должны вызывать у меня отвращение, тошноту.
Как это приводит к противоположному эффекту?
Он заставляет меня встать, чтобы он мог побрить мои бедра, кошачья ухмылка расползается по его лицу каждый раз, когда он залезает слишком высоко под мое полотенце, и я отталкиваю его, даже когда жар разливается внутри меня.
Я дрожу к тому времени, как он заканчивает, прохладный воздух из подвала рассеивает горячий воздух из душа.
— Где еще ты хочешь, чтобы я побрил? — спрашивает он, многозначительно глядя мне между ног.
— Ни в коем случае, — говорю я ему. — Не мог бы ты просто позволить мне побриться под мышками? Оставить мне немного достоинства, пожалуйста. Это меньшее, что ты можешь сделать.
Он встает.
— У тебя есть кров, вода и пища в твоем желудке, и ты не мертва. Я сделал гораздо больше, чем то, малое, что я мог сделать. Подними свою руку.
Я уступаю, хотя мне неприятно, что он видит меня такой. Это еще одно из правил матери — никогда не позволяй никому видеть твои несовершенства.
— На каких людей ты охотишься?
— Это может быть любой, кто уклоняется от внесения залога. Все, от мошенников до убийц.
— А как насчет людей, которых ты похищаешь?
Он не отрывает взгляда от острого края бритвы, скользящего по моей коже.
— Худшие из них.
Я напрягаюсь.
— Ты думаешь, моя семья худшая из них? Или Тео. Или Кэсси. — Я не могу поверить, что он действительно обвинил их. Тео слишком хороший человек, чтобы совершить наезд и скрыться, а Кэсси никогда бы не оставила своего брата умирать.
Бо фыркает.
— Нет. Твоя ситуация… уникальна.
— Как же так?
Он держит язык за зубами. Он пока не доверяет мне все свои секреты.
— Люди, которых ты… убил, — выдавливаю я. — Что они сделали?
Он кладет бритву на раковину позади меня.
— Вещи, которым никогда не может быть оправдания. Они оставили такие шрамы, которые невозможно скрыть.
Я представляю татуировки, врезанные в его кожу под курткой. Красивые и завораживающие, заставляющие мою руку чесаться в поисках карандаша. Прикрывает почти все шрамы, которые оставила ему мать, кроме одного.
— Почему ты преследуешь их?
Его серые глаза становятся каменными.
— Потому что, когда я был ребенком, я хотел, чтобы появился кто-то вроде меня.
Невероятно,