Уголь так уголь. Привычно. Хоть крыши этих сараюшек и провалилась, а внутрь нанесло земли, но, если покопаться, можно извлечь годные комки. Они должны гореть. Хоть и хуже, чем только что добытые.
В Прокопе до самого исхода, когда они попытались сбежать из Державы на юг, ещё даже не зная, что та уже захвачена, но чувствуя недоброе, иногда копали уголь там, где он выходил почти к поверхности. Это называлось «копанки», хотя слово это придумали не в Кузбассе. Такой уголь горел хорошо. Но старым углём тоже пользовались, хотя ценился он куда меньше.
Закончится топливо в одном сарае – перейдёт к другому; благо, санки имеются, не на спине таскать. Он знал, что уголь окисляется на воздухе, а большие кучи, которые лежат на открытом месте, иногда даже самовозгораются. Может, поэтому многие деревни, покинутые людьми, в итоге сгорели. Хотя чаще их губили лесные пожары, а иногда даже молнии. Грозы в первые годы новой эры были очень сильные.
Пока Саша ещё очень слаб, пилить, а тем более рубить дрова он не сможет. Легче принести валежник из ближайшего леса. А ещё проще собрать всю мебель и жечь в первую очередь её. Когда окрепнет, сможет рубить сухостой, отдирать полы, деревянную обшивку, рамы.
Но сначала его ждала тягомотная конопатка сруба тряпками, которые Саша тоже насобирал по всей деревне. Теперь пришёл черёд более мелких щелей. Некоторые куски ветоши были настолько трухлявые, что расползались в руках.
Хоть его и не привлекали в детстве к таким работам, он видел, как это делали взрослые. А вот мхом конопатить так и не научился. Но ветошь годилась лучше.
После того, как окон не осталось, свет придётся получать другими способами. Всё равно зимой почти всегда на улице темень или буран, да и стёкла бы всё равно замёрзли. Если вдруг понадобится хорошее освещение для кропотливой работы, у него был при себе динамический фонарик, который он разыскал на месте гибели отряда.
Ещё в его распоряжении имелась керосиновая лампа-«коптилка». Но горючего к ней оставалось немного.
Хорошо бы научиться жечь лучину. Впрочем, когда печь топится, даже горячие угли из-под печной заслонки дают достаточно света, чтобы ориентироваться. Хотя иногда можно и в темноте посидеть. Настроения читать книжки у него не было.
Младший понял, что рискует вырубиться от усталости. Главное, не задохнуться при этом. Раз нельзя открыть окна, то единственным резервным дымоходом, если дома будет «трэш и угар», послужит дверь. Впрочем, он собирался беречь тепло и готов был потерпеть дым.
* * *
Тяжело работать на морозе. Руки сильно болели, кожа на них потрескалась и покрылась цыпками, уголь и зола въелись намертво и ничем не отмывались. Тонкие «верхонки» мало помогали от холода, но в толстых рукавицах много не наработаешь.
Наверное, любой из ребятишек Прокопы лучше справился бы с ремонтом, с топкой печи, да и с чисткой снега. Их с детства привлекали к помощи по хозяйству в доме и на огороде, к рыбалке и охоте. Сашка тоже никогда от поручений не отлынивал, но родители, а когда не стало мамы, и бабушка и дедушкой часто старались его от тяжёлых и грязных работ освободить. И этим, как он уже понял, оказали ему медвежью услугу.
Ещё по пути сюда Младший начал собирать любые инструменты, которые удавалось найти, вплоть до шпателей. Закончив с тяжёлыми работами и наводя порядок, выкидывая крупный мусор, выметая сор метлой, пока в печи ровным пламенем горел уголь (у него получилось с ней подружиться, хоть и не с первого раза), Саша думал о будущем и строил планы.
Конечно, весной, с первой оттепелью, он уйдёт отсюда и направится дальше на запад. Надо искать большие поселения. Там будет какая-то миграция жителей, торговля, ремёсла. Значит, меньше страха перед чужаками. Он вычитал это в учебнике по истории и в исторических книжках. В большом населённом пункте укрыться можно. А в совсем маленьком никто ему не даст даже передышки. Надо попасть в Орловку. А уже оттуда следовать дальше.
Но пока он поживёт здесь, как дикарь. Робинзон… Или как его собственный дед во время пути от Новосибирска до Прокопы… которая тогда ещё называлась Прокопьевском.
Хотя деду тяжелее было, он и пятидесятиградусные морозы пережил. А может, и ниже, когда спиртовой уличный градусник достоверную температуру уже не показывал.
И темноту. Нет, лучше сказать: «Тьму».
Конечно, безлунными ночами, когда небо затянет, тьма и тут будет первобытная. Но всё-таки ядерной зимой было, конечно, тяжелее. Хотя сравнивать глупо. Мотивы их путешествия противоположные. Александр-старший шёл домой, а Младший, наоборот, уходил всё дальше от знакомых мест.
Даже с купленными у доктора продуктами еды оставалось немного, месяца на полтора при самой драконовской экономии, что означало жизнь впроголодь, но Саша решил, что в такой мороз лишний раз не будет выходить. Надо пересидеть. Он и так чуть не отморозил пальцы.
Всего через день после того, как Младший обустроился, сильно похолодало. Небо стало ясным, снег перестал падать, и ударили морозы до сорока пяти градусов.
Шкалы уличного градусника, который достался ему от прежних хозяев, пока хватало, но уже с трудом.
Когда печь нормально топилась, можно было отвлечься. Вытянувшись на скрипучей кровати, где лежал матрас, набитый свалявшимся в комки синтетическим пухом, а одеялом служил спальный мешок, Саша отдыхал и предавался воспоминаниям.
У деда на компьютере была игра, там по развалинам ходил чувак в бронированном самоходном костюме. Не та, где вид сверху, которая Сашке в семь лет казалась очень сложной, где он не понимал две трети шуток из диалогов. А такая же, только трёхмерная, более новая.
Только ни в той, ни в другой игрушке реализмом не пахло. Там всё, что находил герой в пустошах, годилось в пищу. Даже банки, которые целый век пролежали на жаре в пустыне. И все устройства в заброшенных городах работали как новые, хотя после Войны (там она тоже была) прошло лет на сто больше, чем в реальности.
Жаль, что в реальной жизни всё обстоит не так.
Консервированную еду не найти в мёртвых деревнях. Разве что в больших городах. Но какая это «еда»? Энтропии подвержено всё. От старых бич-пакетов, даже под завалами, осталась только труха. Банки давно вздулись и проржавели. Грызуны добрались до всего остального: крысы, мыши, полёвки и хомяки.
Они прогрызали даже толстую фольгу и пластмассу… будто умели читать и знали, что награда стоит усилий. Стеклянные банки роняли с полки, даже тяжёлые, и всё равно добирались до содержимого. Разве что металл некоторых банок им оказался не по зубам. Там, откуда люди ушли навсегда, у пищащей мелюзги были годы и десятки поколений на эту борьбу. И тонкие жестянки часто сдавались.
Крыс в Сибири было мало. Там, где климат теплее, их наверняка будет больше. Но Младший не боялся грызунов, даже больших.
Когда они жили в Прокопе, поисковики находили всякое. Обычно ценными находками хвастались, как рыбаки уловом. Но банки довоенных консервов таковыми не считались. Жрать такое решались или с большой голодухи, или на спор, если уж были совсем дурные. И для некоторых это плохо заканчивалось. В Прокопе такого не случалось. А вот в соседнем Новокузнецке, который официально городом не считался, но несколько «диких» семейств там жили до сих пор, случаи отравлений бывали.
