и Варвара относились к нему, как к бездельнику.
– Извините, Яков Николаевич, – сказал он Клинскому, – но мне поручили опросить всех родственников Анны Андреевны, где кто был в то воскресенье.
– Зачем это? – удивился Клинский. – Это ж просто пустая трата времени! Какой толк Вам от этого?
– Это уж позвольте решать нам, – возразил ему урядник.
– Ну, хорошо. Утром я спал, – воскресенье всё-таки, – сказал Яков Николаевич таким тоном, будто бы в остальные дни недели он спозаранку вставал на работу. – Потом привел себя в порядок и пошёл навестить Татьяну Ивановну.
– Хлопову?
– Ну да!
– Что дальше?
– Дальше мы у неё и пообедали. Потом отдохнули в приятной беседе и вышли прогуляться.
– Где гуляли?
– Где? Да где сейчас гулять то можно в такую погоду? На Миллионной, да на Посольской, кажется.
– Что потом?
– Ничего особенного. Проводил Татьяну Ивановну и пошёл к себе.
– Это в каком часу было? – спросил Иван.
– Не помню, но как раз смеркаться стало. Мы и гуляли то, чтобы до темноты.
– И потом пошли домой? Больше ни с кем не встречались и никого не видели?
– Не встречался. А вот видеть то видел.
– С кем вы виделись? – уточнил Трегубов, готовясь записать.
– Нет, я же сказал, что я видел Веру Сергеевну, а она меня не видела. Я и не стал к ней подходить. Зачем портить себе впечатление от хорошего дня?
– Где Вы её встретили, помните?
– Как раз на перекрестке, рядом с домом Аннушки, в том направлении она и шла тогда.
– Значит, я правильно всё понимаю, что, когда стало смеркаться, Вы расстались с госпожой Хлоповой и пошли домой, встретив по дороге Веру Сергеевну Оленину, направляющуюся в сторону дома Анны Андреевны?
– Абсолютно правильно, – подтвердил Яков Николаевич.
«Завтра нужно обязательно навестить Веру Сергеевну», – подумал Трегубов.
Дома Иван решил откровенно поговорить с сестрой, но та, сославшись на большое количество не выученных уроков, наотрез отказалась разговаривать.
– Ужин на столе под полотенцем, наверное, ещё тёплый, – сказала Софья, – а я пошла заниматься.
Трегубов проводил сестру взглядом и вздохнул: оставалось только ждать.
13.
В полиции с утра было шумно и весело. Трегубов уже и не помнил, когда был такой переполох. Все смеялись и шутили, кроме писаря, который, не обращая внимания на шум, с кислой физиономией строчил какой-то документ.
– Что случилось? – спросил Иван.
– Вчера, благодаря Белошейкину, взяли Листова в трактире, – ответил Петренко.
– Поздравляю! А чего же он тогда такой недовольный сидит?
– Ну, это целая история! – воскликнул Петренко. – Белошейкин зашёл в трактир и сразу опознал Листова.
– Это понятно, – поддакнул Трегубов, – сколько раз описание переписывал.
–
Так вот, зашёл, узнал и испугался. Встал напротив стола каторжника, смотрит на него и ни с места, что твой столб. Стоит и пялится. Ну, Лист, очевидно, смекнул, что его узнали и схватился за нож – терять то уже нечего. Белошейкина тут отпустило, и он юркнул под стол. Спрятался. Лист за ним с ножом, тут мужики в трактире его за руки и прихватили. Кто-то городовых вызвал, те уже и связали Листа.
– А что смешного то тут? – удивился Иван.
– Так Семёнов рассказывал, со слов городовых, как они полчаса потом уговаривали писаря из-под стола вылезти, а он им не верил, что Листа арестовали и опасность миновала. И так рассказывал, что просто обхохочешься! – сказал Петренко. – Ну, ты знаешь, он умеет.
В этот момент Белошейкин метнул на них быстрый взгляд, и Трегубов понял, что тот прекрасно слышит разговор урядников.
– Ну да, обхохочешься просто. Белошейкин что, должен ловить преступников? Он всего лишь писарь, Семёнов сам то где был тогда?
– Ты чего, Трегубов, белены объелся? – обиделся на реакцию Ивана Петренко.
– Ладно, всё нормально.
– Иван, – к ним подошёл Сивцев, – Петрович сказал, мы с тобой едем искать, кто ребенка в реку выкинул, говорит, у тебя мысли есть.
– Да, есть. Только надо колыбель взять.
– Зачем?
– Поможет при поисках.
Заречье и Чулково просто утопали в осенней грязи. Особенно это контрастировало с центром Тулы, который недавно проехали конные полицейские. К седлу Ивана была привязана колыбель, в которой река выбросила на берег мертвого младенца.
У самого берега в небольших заводях речную воду за ночь уже пытался сковать лёд. Дело неумолимо шло к зиме.
– Сколько денег тратит управа на строительство шоссе, а в самом городе только на центральных улицах по осени передвигаться можно, – посетовал Сивцев.
– А откуда у Вас всегда информация о том, что происходит в управе и городской думе, Алексей Владимирович?
– Да дочка моя там подрабатывает.
Трегубов признался себе, что, к своему стыду, ничего не знает о семье старшего товарища. Не знал, что у того есть дочка и вообще есть семья.
– Зря мы всё это затеяли, – тем временем сказал Сивцев, осматриваясь по сторонам.
– Что – зря, Алексей Владимирович? – не понял Иван.
– Ну, поиски эти.
– Почему же? – спросил Трегубов.
– Если даже найдем мы эту девку, то что дальше? Небось, она сама ребенок ещё. Родила без мужика. Это ж и позор, и с ребенком никто замуж не возьмет, и в прислугу тоже не возьмут. И что толку такую арестовывать?
– Что же, по Вашему, можно просто так убить своего ребенка и потом продолжать жить как ни в чем не бывало? А потом, может, ещё одного так же? – горячо возразил Алексею Владимировичу Трегубов.
– Не знаю, – спокойно сказал Сивцев. – Но раз уж поехали, едем. Вам с Петровичем виднее.
Скоро они подъехали к группе бедных лачуг, расположившихся напротив того места на берегу, откуда, по предположению Ивана, пустили в реку колыбель. Когда они подъехали к первому дому, то увидели, что к околице подошел старик с длинной, чуть не до пояса, седой бородой. На его голове была драная шапка.
– Доброе утро, отец, – приветствовал его Сивцев.
– Какой я тебе отец! – недовольно отозвался старик. – Зачем пожаловали? Арестовать кого?
– Поймали воришку, – сказал Иван, показывая колыбель, – украл колыбель в каком-то из этих домов, в каком – не помнит, но, говорит, сначала ребеночка вынул.
– Это что ж, полиция теперь краденые колыбели возвращает? – удивился дед.
– Возвращает, – подтвердил Сивцев, – если найдём, кому вернуть. У кого тут маленький ребёнок?
– Так, кажись, это Машка, – старик почесал грязными скрюченными пальцами свою шапку. – Через два дома, дальше.
– Спасибо, – поблагодарил Сивцев и полицейские поехали дальше.
Калитка в сгнившем деревянном заборе, окружавшем дом, на который им указал старик, была открыта. Сивцев чертыхнулся и слез с коня в грязную жижу. Он прошёл в калитку.
– Эй, хозяева, есть кто дома? – крикнул он. Через пару
