даже без прошлого. Отомстить… Кому? До достойных мести ей не добраться, а причинять вред людям посторонним бессмысленно и жестоко. И даже держаться подальше от потенциально для нее опасного офицера она не в состоянии.
Девушка решительно шагнула в комнату, поставила на стол подсвечник и подошла к мужчине. На мгновение замерла напротив, а потом неожиданно разгладила указательным пальцем морщинку между бровями. Янус резко выдохнул и обмяк в кресле. Словно секунду назад был готов бежать воевать со всем миром, а теперь расслабился.
Правду она тогда ему сказала: без бороды он выглядит моложе. И привлекательнее. По крайней мере он такой менее…военный что ли. Его даже хочется не бояться…
Дирек не был похож на отца. Но он не походил и на известных ей молодых франтов и деловитых стариков, желающих когда-то на ней жениться. В меру умен и умеет думать своей головой, что удивительно для военного. Честен. Прост в общении, не любит подобострастия и лести. Трудолюбив и дотошен, привык все проверять, а не пускать на самотек. Наверно, он из тех немногих людей, на кого можно положиться.
Вот только не ей. Именно потому что он человек чести, тем более бывший военный.
Ведьма отвела взгляд. Судя по всему, если нечто плохое и снилось Диреку, то уже сменилось чем-то нейтральным или приятным. Поэтому девушка сочла свою миссию выполненной и шагнула назад.
Янус от скрипа половиц вздрогнул и дернулся. Девушка инстинктивно отпрянула в сторону, но сделала это столь поспешно, что наткнулась на стол, с которого тут же упало пресс-папье. Раздался грохот.
Мужчина открыл глаза. Взгляд его из сонного за секунду превратился в чрезвычайно внимательный. Осмотрев кабинет, он воззрился на Виру.
— Вы изображаете привидение? А где цепи?
И правда, и рубашка, и шаль на девушке были белые.
— Отдала Дарье пугать нерадивых слуг.
Офицер встал.
— Опять пришли за книгой?
Если бы он только знал, зачем она пришла, он бы ей так не улыбался!
— Вы…беспокойно спали.
Офицер провел рукой по лицу, словно снимал остатки сна.
— Что ж, бывает. Я вас напугал? Надеюсь, я во сне не метал ножи и не сыпал проклятиями?
Вира неуверенно улыбнулась в ответ. Наверно, она сделала это слишком вымученно, потому что Янус посерьезнел.
— Я не очень хорошо шучу, — немного смущенно сообщил он, приглаживая волосы.
— Нет-нет, все хорошо! — поспешно заверила ведьма.
Постояли помолчали.
— Э-э, вина? — офицер махнул рукой в сторону полки со спиртным.
— Не стоит.
Вира, упорно рассматривая книжный шкаф, а не стоящего перед ней мужчину, мучительно размышляла, как уйти, чтобы не вызвать подозрений.
— Да что же вы стоите! Садитесь!
В тот же момент как по команде ведьма почувствовала, что босые ноги замерзли и вообще из окна дует.
Так как военный отошел к столу и судя по всему возвращаться на прежнее место не собирался, девушка уселась в еще теплое после чужого тела кресло и подогнула ноги.
— Берн? — спросил Дирек, — Перуан?
— Что?
— Вы смотрели на полку с поэзией, — Янус поднял руку и продекламировал:
В чреде грядущих поколений
Подобострастия рабы,
Спасет ли вас беззлобный гений
От ужасающей судьбы?
Иль вы в угаре рьяном лести
Ведущего к свободе вас
Убьете сами, "люди чести"
Честь для которых — лишь окрас?
Ведьма не столько слушала стихотворение, сколько следила за выражением лица читающего. Мужчина это заметил.
— Нет? Революционер вам не по душе? Значит, лирик?
Я приготовил сто речей
Про изумруд ее очей,
Но ни одно сравненье в свете
Не передаст черты вам эти:
О, кожа! Мертвеца бледней.
Белил не требуется ей!
О, эта бледность на губах
И бровей сросшихся размах!
Вира в ужасе заткнула уши.
— Прекратите, ради Отца жизни! Только не Перуан!
Дирек рассмеялся.
— О! Он не так уж и плох! Просто тогда были немного иные стандарты красоты.
— И слова видимо тоже, — проворчала девушка, — потому что единственное, что могут вызвать эти сравнения — паническое бегство и от стихотворца, и от его музы.
— Ну, у него есть кое-что сносное:
И вот мой взгляд тебя коснулся
И пронял вдруг я: я проснулся!
Мир полон звуков стал и цвета,
Ты поселилась в груди где-то,
Все вытесняя мысли, чувства.
Что мне желанья? Что искусство?
Что скажет общества среда?
Когда ты — воздух, ты — вода.
И стал я снова нелюдим,
Живя лишь образом твоим!
По крайней мере лучше Тиара:
Безумства — юности дорога
И вот дрожит уж недотрога,
Одежда падает несмело,
Впервые обнажая тело.
И перст его…
— О, нет! — взбунтовалась покрасневшая ведьма. — Замолчите!
— Кажется, дамам "сладкоголосый вольнодумец" нравился… — задумчиво произнес офицер, что-то припоминая.
— Не имею чести причислять себя к дамскому обществу! Тем более подобному!
Вира так поспешно открестилась от статуса "дамы", что Дирек рассмеялся.
— Однако в поэзии вы разбираетесь, — заметил он.
— Как и вы, — прищурилась девушка. Мужчина развел руками.
— Чем только не приходится себя занимать, когда неожиданно появляется свободное время. Иногда посмотришь, какие журналы сослуживцы читают и диву даешься! А читать все равно больше нечего… Пока закажешь что из столицы, переквартируют на другое место.
Вира решилась и задала давно интересующий ее вопрос:
— Вы высокородный?
— От высокого рода у меня только фамилия, — отмахнулся Янус, — дом и тот после смерти матери забрали ее кредиторы в счет долга.
— А отец?
— Умер пятнадцать лет назад в Белверской компании.
Тоже военный. Семейное дело, так сказать.
— А ваш?
Это была провокация, и оба это понимали.
— Сгорел. Я же говорила.
Непринужденность беседы испарилась. Вира почувствовала себя крайне глупо: сидит полуголая (ночная рубашка толстая и длинная, к тому же поверх нее накинута огромная белая шаль, но все же!) в темном кабинете и разговаривает с мужчиной о поэзии. Ночью. Абсурд.
— Поздно, — девушка встала. Подхватила подсвечник и прошмыгнула мимо Дирека к двери.
— А все же — кто? — спросили ее спину. Она обернулась.
— И волчий вой им несся вслед.
И те, кто белое носили
И звали не прибегать к силе,
За луки брались и за меч.
И дым клубился от пожаров.
Все объясняли Отца карой,
Просили разум свой беречь
От тех, кто смуту готов сеять.
Все сделают, чтоб зло затеять -
Беглецы будут лгать и врать.
А те неслись сквозь ночь и пламя.
У белых силы, луки, знамя,
У них — желание сбежать
И все вдали начать с начала…
Луна дорогу освещала,
Исчадьям ада, брат с сестрой
Сквозь череду летели просек:
Ему семнадцать и ей восемь…
Вира подняла глаза на военного. Лицо у того было чрезвычайно сосредоточенное.
— Далинский, "Ночные повести", — подсказала
